Замена объекта
Шрифт:
– Пап, это не я несу, это говорит некий обезличенный работник милиции. Он имеет полное право так думать, а ты не сделал ничего для того, чтобы он так не думал. Ты же не хотел, чтобы я занимался этим делом, чтобы я в него лез, ты же хотел, чтобы им занимались те самые обезличенные милиционеры, которые лично тебя не знают и никаких теплых чувств к тебе не питают, вот они и занимаются, а я просто объясняю тебе, что и как они думают. Или будут думать не сегодня завтра.
– Но зачем, зачем мне ее убивать?
– А я почем знаю?
– Я пожал плечами.
– Может, ты ее ревновал, может, у нее появился новый любовник, и тебе это не понравилось. А может быть, она стала слишком требовательной, ей нужно было больше
– Ты не смеешь!
– Папа, перестань. Сначала будут подозревать тебя, таскать тебя на допросы, выявлять твои связи, опрашивать твоих друзей и знакомых. Не жаловался ли ты на неверность Аллы или на ее чрезмерную настойчивость? Не было ли у тебя долгов? Все понимают, что в момент убийства ты был в гримерке, на виду у десятка человек, но неужели ты думаешь, что это освобождает тебя от подозрений? Такая штука, как наемные убийцы, в простонародье называемые киллерами, придумана как раз для таких случаев. Вот и будут выяснять, не искал ли ты выходов на киллера. Твоя связь с Аллой все равно вылезет наружу, о ней узнают все, в том числе и мама, скрыть тебе ничего не удастся. А потом знаешь что произойдет?
– И что же?
– Потом возьмутся за маму. И заметь себе, мы говорим сейчас нею моей маме, а о Татьяне Васильевне, жене не моего отца, а некоего Дорошина, который завел себе молодую любовницу.
– Не понимаю, к чему ты ведешь. Почему не мама, а жена Дорошина, и с каких это пор я перестал быть твоим отцом и превратился в некоего Дорошина? Что за бредни у тебя в голове, Игорь?
– Я тебе объясняю, а ты упорно не хочешь понимать. Татьяна Васильевна узнает, что у ее мужа есть любовница, представляющая реальную угрозу многолетнему браку. Или, как вариант, браку она не угрожает, но появляется риск для певческой карьеры Дорошина, потому что жизнь с молодой любовницей несет в себе угрозу режиму, здоровью и нервной системе великого певца, а это, в свою очередь, может сказаться на голосовом аппарате. А это - сам понимаешь - влечет за собой отмену выступлений, разрыв контрактов, потерю репутации и соответствующие финансовые потери, с чем Татьяна Васильевна смириться никак не может. И она решает избавиться от помехи. Она тоже была в момент убийства в гримерке? Пустяки, папа! Про киллера я тебе уже рассказывал. Маму начинают интенсивно допрашивать, может быть, даже берут под стражу и запихивают в общую камеру с уголовницами, наркоманками и проститутками, а тем временем пытаются выяснить у ее подруг и знакомых, знала ли она об измене мужа и как относилась к сопернице, не строила ли коварных замыслов устранить разлучницу и все такое. А Татьяна Васильевна вынуждена будет оправдываться, доказывая, что она ничего про любовницу мужа не знала и даже не подозревала, выставлять себя на посмешище, и все это будет для нее крайне унизительно. Ну как, впечатляет?
– Это возмутительно!
Ох, хороши в моем саду цветочки, а акустика в бассейне еще лучше. Папа говорил негромко, даже тихо, но «в маску», а когда задействован резонанс, то даже самый слабый звук, издаваемый без малейшего напряжения, разносится далеко-далеко. Дай-то бог, чтобы мама не услышала. Впрочем, дом построен с таким расчетом, чтобы на пути любых звуков вставали непреодолимые преграды: папа любит тишину, а уж когда он репетирует или думает, ему мешает каждый шорох.
– И у тебя язык поворачивается обвинять в убийстве не только меня, но и родную мать?! Не думал, что вырастил такого сына. Для тебя нет ничего святого!
Он что, действительно не понимает, о чем я ему толкую, или ловко прикидывается, переводя стрелки на меня самого и мою нравственную ущербность, как сделал
– Папа, пожалуйста, возьми себя в руки и вникни в то, что я говорю…
Дверь, ведущая из коридорчика, соединяющего бассейн с домом, распахнулась, и появилась мама. Ну вот, дождались. Я так и знал, что ничего не успею. Надо было сразу брать быка за рога, но мне почему-то хотелось, чтобы отец сам понял, что мне нужно, и сам предложил помощь, потому я и вдавался в эти нудные и долгие объяснения.
– Володюшка, Егор, вы скоро? У меня все готово и остывает уже.
– Сейчас, мамуля, мы чуть-чуть передохнем, еще разочек зайдем в баню и прибудем к столу. Еще минут пятнадцать, хорошо?
– Хорошо, но не больше, блюда нельзя все время подогревать, они совершенно теряют вкус, - строго сказала мама и закрыла дверь.
Так, у нас цейтнот. Пора заканчивать с реверансами и переходить прямо к делу.
– Значит, так, папа. Все эти радужные перспективы, которые я тебе нарисовал, стали возможны только благодаря твоей неискренности, проявленной после убийства Аллы. Чтобы они не стали реальностью, есть только одна возможность: доказать, что преступление было направлено не на Аллу, а на ее водителя Николая, а Алла оказалась просто случайной жертвой. Тогда все подозрения в адрес Дорошина и его жены автоматически отпадают. Поэтому ты сейчас ответишь на все вопросы, которые я задам, и не будешь читать мне мораль и обзывать плохим сыном. Ты успеешь сделать это потом, в присутствии мамы. Договорились?
Молчание было ему ответом. То есть мне.
– Ты был знаком с водителем?
– Какое это имеет значение?
– Пап, давай не будем терять время, ладно? Если ты станешь упираться и строить из себя оскорбленную невинность, я все равно задам те же вопросы, только уже за обедом, потому что люблю своего отца и не хочу, чтобы у него были неприятности. Хочешь поговорить при маме? Ради бога, я готов.
– Да, я видел его неоднократно. Он привозил Аллу в то место, где мы встречались, и потом увозил ее. Это все?
– Да что ты, - улыбнулся я, - это только начало. Алла не боялась, что Николай все расскажет мужу?
– Нет, не боялась.
– Почему?
– Она ему платила за молчание. Но он вообще был неболтлив.
– Сколько она платила?
– Не помню, кажется, долларов по пятьсот в месяц.
– Он ее шантажировал, что ли?
– Нет, это была ее инициатива. Вернее, моя. Это я подсказал Алле, что надо наладить финансовые отношения с водителем, чтобы обезопасить себя.
– И что, он вот так сразу согласился брать деньги?
– Нет, Алла говорила, что в первый раз не взял, тогда она повторила попытку на следующий день. Во второй раз у нее получилось.
– Интересно, чем же первый раз отличался от второго? Почему он сначала не взял, а потом согласился?
– Алла сказала ему, что, если он возьмет деньги, она будет уверена в его молчании, в противном же случае ей придется постоянно быть настороже и бояться, что он в любой момент продаст ее мужу. Она сказала Николаю, что он ей очень нравится как водитель и как охранник и ей не хотелось бы портить их отношения недоверием. Тогда он взял деньги.
– Что ж, неглупый ход, - признал я.
– Сомнительный по нравственным характеристикам, но безошибочный с точки зрения результативности. Тоже твоя идея или Алла сама додумалась?
– Моя. Твои вопросы закончились?
– И не надейся. Ты сказал, что Николай был неболтлив. Это твое личное впечатление или ты говоришь со слов Аллы?
– У меня нет личного впечатления, я только видел его, но ни разу не разговаривал. Алла жаловалась, что из него слова не вытянешь, она была очень общительной, любила поболтать, особенно по дороге, в машине, когда больше заняться нечем, а Николай никакие разговоры не поддерживал. Только «да», «нет», «как скажете», «будет сделано».