Замерзшие поля

Боулз Пол

— ДПО Первого Класса, — усмехнувшись, заметил дядя Виллис. Это была их привычная шутка с тех пор, как они купили ферму, потому что они были городские и считали настоящих фермеров очень смешными.

Теперь Дональд чувствовал себя на знакомой почве и решился сказать:

— Деревенское Почтовое Обслуживание. — Он тщательно выговаривал слова, потому что первое не всегда ему давалось. Но он все произнес верно, и дядя Грег, не поворачиваясь, завопил:

— Правильно! Ты уже ходишь в школу?

— Да. — Продолжать ему не хотелось — он следил за изгибами дороги, которую знал

наизусть. Но все было так не похоже на его воспоминания, и ему с трудом верилось, что он уже здесь был. Земля потеряла свою близость, стала голой и незащищенной. Даже в близких сумерках за безлиственными кустами видны были обычно скрытые пустые поля. Ноги уже согрелись, но руки в шерстяных варежках под буйволовой кожей окоченели.

Показалась ферма; во всех окнах на первом этаже горели свечи и висели венки из падуба. Дональд наклонился и натянул ботинки. Это оказалось непросто, пальцы болели. Когда он снова уселся, сани остановились. Распахнулась дверь кухни, кто-то выходил. Все кричали «Привет!» и «Счастливого Рождества! По пути от саней к кухне он заметил только, что его целовали и похлопывали, поднимали, опускали и говорили, как он вырос. Дедушка помог Дональду снять ботинки и скинул крышку с конфорки на плите, чтобы он погрел руки над огнем. Кухня, как и летом, пахла дымом поленьев, простоквашей и керосином.

Как чудесно, когда вокруг много людей. И каждый защищает от непреклонной бдительности матери и отца. Дома были только он и они, так что каждый раз за столом начиналась пытка. Сегодня на ужин собралось восемь человек. На стул положили огромный словарь в кожаном переплете, чтобы Дональд смог дотянуться до стола, а сидел он между бабушкой и тетей Эмили. У тети карие глаза, она очень хорошенькая. Дядя Грег женился на ней год назад, и Дональд знал из подслушанных разговоров, что все остальные ее недолюбливают.

Бабушка говорила:

— Луиза и Айвор до завтра не доберутся. Мистер Гордон везет их до самого Портерсвилля в своей машине. Они все переночуют в гостинице, а с утра пораньше надо будет их забрать.

— И мистера Гордона тоже? — спросила его мать.

— Видимо, да, — ответил дядя Грег. — Он не захочет один проводить Рождество.

Мать, похоже, рассердилась.

— Могли бы и обойтись. Все-таки Рождество — семейный праздник.

— Ну так и он теперь член семьи, — криво ухмыльнулся дядя Виллис.

Мать Дональда ответила с вызовом:

— По мне, так это ужасно.

— Он совсем плох в последнее время. — Дедушка покачал головой.

— Все на огненной воде? — спросил отец.

Дядя Грег поднял брови.

— Не только, еще хуже. Ты знаешь… И Айвор тоже.

Дональд знал, что это из-за него они говорят намеками. Он сделал вид, что не слушает, и стал рисовать черточки на скатерти кольцом для салфетки.

Рот его отца открылся от удивления.

— А где ж они берут? — спросил он.

— По рецепту, — проворно отозвался дядя Виллис. — Есть там один польский докторишка.

— Ну и ну, — вскричала мать. — Не понимаю, как Луиза это терпит.

Тетя Эмили, до сих пор молчавшая, внезапно заговорила:

— Ну не знаю, — протянула она раздумчиво. — Они оба к ней

очень хорошо относятся. Мне кажется, мистер Гордон очень щедрый. Ведь это он ей оплачивает квартиру и почти каждый день дает машину с шофером.

— Ты в этом ничего не смыслишь, — отрезал дядя Грег сердито, пытаясь заставить ее замолчать. Но она продолжала, с легким вызовом, и даже Дональд понял, что они могут поссориться.

— А я прекрасно знаю, что Айвор готов ей дать развод, стоит ей захотеть: она мне сама сказала.

За столом воцарилась тишина; Дональд не сомневался, что не будь тут его, все принялись бы это обсуждать. Тетя Эмили сказала что-то, не предназначенное для его ушей.

— Ну, — добродушно произнес дядя Виллис, — как насчет еще одного кусочка торта, старина Дональд?

— Как насчет баиньки, ты хочешь сказать, — произнес отец. — Ему пора в постель.

Мать не сказала ничего, помогла Дональду слезть со стула и отвела наверх.

Маленькие стекла в окне его спальни затянуло инеем. Открыв рот, он подышал на стекло, пока не растопил дырочку, за которой появилась тьма.

— Не делай так, зайчик, — сказала мать. — Бабушке придется мыть окно. А теперь-ка марш в постель. Тут лежит теплый кирпичик под простыней, так что ножки не замерзнут. — Она подоткнула одеяла, поцеловала его и подняла лампу со стола. С лестницы донесся раздраженный голос отца:

— Эй, Лаура! Что ты там возишься? Спускайся.

— А что — в моей комнате вообще не будет света? — спросил ее Дональд.

— Иду! — крикнула она. И посмотрела на Дональда. — Дома ведь ты тоже спишь без света.

— Да, но дома я могу включить, если нужно.

— Ну так сегодня ночью он тебе не понадобится. Твой папа в обморок упадет, если я оставлю лампу. Ты ведь знаешь. А теперь давай-ка спать.

— Но я не смогу уснуть, — несчастно сказал он.

— Лаура! — завопил отец.

— Да подожди минутку, — с досадой крикнула она.

— Мамочка, пожалуйста…

Ее голос был непреклонен:

— Здесь свежо, так что сразу уснешь. А теперь давай-ка спи.

Она взяла лампу и вышла, закрыв за собой дверь.

На столе стояли фарфоровые часики, тикавшие очень громко и быстро. Через неравномерные промежутки снизу доносились приглушенные взрывы смеха и тут же стихали. Его мать сказала: «Я чуть приоткрою окно, этого хватит». В комнате с каждой минутой становилось холоднее. Он прикоснулся пяткой к теплому кирпичу в середине кровати и услышал шуршание газеты, в которую тот был завернут. Ничего не оставалось — только спать. На пути через пограничные полосы сознания у него возник один образ. На горе за фермой появился волк: безмолвно несся по насту, перепрыгивая через камни и кусты. Он бежал к ферме. Добравшись до нее, он будет заглядывать в окна, пока не отыщет столовую, где за большим столом сидят взрослые. Дональд вздрогнул, увидев его глаза во тьме за стеклом. А теперь, идеально просчитав каждое движение, волк прыгнул, разбил окно и вцепился отцу Дональда в горло. И в одно мгновение, так что никто не успел крикнуть или ахнуть, исчез, зажав в зубах добычу, мотая головой, быстро волоча обмякшее тело по снежному покрову.