Заметки Уходящего.
Шрифт:
Довелось мне однажды часа два ждать своего «ротного» – у него были какие-то дела в городе. Сижу-жду – напротив одноэтажная школа. Территория школы обнесена деревянным заборчиком, точнее сказать, обозначена заборчиком высотой до полуметра. Как тут – звонок со двора, и я застыл в ожидании, естественно, с криком и гамом открывающихся входных школьных дверей. А они эти двери …ну такие – сервантные что ли, короче, на вид декоративные больше. Хана дверям, подумалось, а сам тот факт, что эти «сервантные» двери не первый день стоят на своём месте целёхонькие, мне и в голову тогда не пришёл. Когда гляжу – двери тихонечко так, аккуратно-аккуратно, открываются, одна за другой выходят на улицу, сначала, девочки, потом –
Забегая вперёд скажу, что умозаключения, сделанные мной в тот день, в буквально смысле и гораздо чаще расшибались в последующей жизни о действительность советского «буття». Только ещё и сейчас я считаю не случайностью, а символическим моментом определения немца Карла Маркса «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание» и немца Иммануила Канта, утверждавшего, что наше сознание не пассивно, а активно…
Наверное, все же есть нечто третье, возможно, четвёртое и даже десятое, исключающее или дополняющее как «бытие - сознание», так и «сознание - бытие». И именно это «третье-десятое», не провозглашённое, предположим, в качестве догмата и позволяет немцам удерживать позиции лидерства в построении земного рая. Этим я хочу сказать, что земной рай – это не утопия, но вернёмся в некогда ГДР, в 1972 год.
…Оставшись один, я направился в часть, ротозея и радуясь моменту. Возле жилого трёхэтажного дома, сбоку от подстриженного газона, собрались немцы с бидончиками и другими ёмкостями. Остановился, закурил – интересно: другая страна, другие люди, другие порядки… Чего ждут, выстроившись один за другим?! Когда, из-за угла, подкатывает к собравшимся ухоженный маленький тракторок на резиновом ходу. Водитель, в оранжевом комбинезоне и с коричневой кожаной сумкой через плечо, выгрузил из кузовка на подмосток, у того же газона, два алюминиевых бидона, открыл их, на край одного подвесил черпак, подставил к бидонам глубокую миску – уехал. Немцы сразу же стали подходить, по одному, к подмостку, из бидона зачерпывали себе в ёмкость молока столько, сколько было нужно, клали в миску деньги, марки и пфенниги, отходили, уступая место следующему. И так – 25 раз! Последний из очереди прикрыл крышку второго бидона, перед этим подвесив черпак во внутрь емкости, позаботился и о том, чтобы «марки» не разлетелись от ветра – тоже ушёл.
Рядом, в метре, куда-то спешили и не спешили, явно прогуливаясь, немцы, взрослые и дети, но никто даже не глядел в сторону подмостка. Я же таращился в оба изумлённых глаза, и мне казалось, что всё это – сон яви. Подобное не укладывалось просто в голове. «Так это ж коммунизм!» – бормотал я про себя, и на большее меня, честно, не хватало. …Подошли ещё три немца (все подростки), но и они – зачерпнули…, оплатили…, ушли, а последняя девчушка с ромашкой-заколкой в светлых волосах при этом не забыла тоже прикрыть бидон крышкой.
И все же я не верил даже в очевидное. Во мне что-то спорилось,
Я думал-тужил даже, да подкатил тот же тракторок – водитель ссыпал деньги в свою кожаную сумку и погрузил бидоны…
…Свой трудовой путь я начал на глубине 860 м. – рабочем «горизонте» одной из угольных шахт. Поэтому до призыва в СА, прочувствовав на себе тяжесть и опасность профессии «шахтёр», а призвавшись и не умолкая об этом ни на минуту, за мной и закрепилось прозвище «Донбасс».
Публицистика «Судьбой в повелительном наклонении!» начинается с абзаца: «Когда я служил в армии в Группе Советских войск в Германии, а было это ещё в 70-ых годах прошлого столетия, один немец мне как-то сказал: «Вы русские (тогда всех советских людей так называли на бытовом уровне общения) живете для того, чтобы работать, а мы, немцы, работаем для того, чтобы жить!». Ещё он сказал, что мы диверсанты на собственной земле, а если что-либо и умеем делать хорошо, так это пить водку (то есть, напиваться – авт.). На это я банально съехидничал: но мы вас во вторую-то мировую побили!? …«А сколько своих положили?!» – услышал в ответ».
…Этот диалог, действительно, имел место. И немец, указавший мне на существенную разницу мотиваций «Жить, чтобы работать» и «Работать, чтобы жить», возможно, даже ещё жив. Дай-то Бог! Тогда же нас, танковый взвод, а это одиннадцать танкистов и взводный офицер, «Уралом» привезли на участок асфальтированной дороги в черте города, где ближе к одному из краёв зияла колдобина, чтобы мы оказали посильную помощь «камрадам» в ремонте. Сначала никто из нас даже не понял, зачем нас сюда привезли, а когда показали место предполагаемого ремонта – ну мы, смеялись, так смеялись!
После «ржачки», заполучив каждый, метлу – подмели метров на пятьдесят от колдобины …на все четыре стороны. И так – три раза, ибо мой будущий собеседник и оппонент оказался человеком, терпеливым в проявлении нами должного старания и усердия, и настойчивым по отношению к чёткому выполнению поставленной перед нами задачи. А так как все три раза никому из нас, включая взводного офицера, и в голову не пришло, чтоб мести за ветром, выдерживая линию – уж, как с нас, красивых, немцы-то «ржали», потом! Вот этот момент и стал отправной точкой нашей с немцем дискуссии о мотивации труда…
Когда пыль улеглась, а мы поостыли от неловкости положения, рабочие-дорожники – их было трое – расширили колдобину, выбрали из неё все лишнее и, бросив нам на ходу «Аlles!» (то есть, «Всё!»), указали на солнце. Мы сообразили: пусть колдобина просыхает.
Возвращаясь в полк, мы удивлялись этим «камрадам»: «сачки», да и только!.. Ведь на всё про всё – полчаса и колдобины нет!? …Три лопаты битума, притоптал хорошенько – как и не было её! Да и откуда нам было знать, что к этим «сачкам» нас будет привозить «Урал» три дня к ряду?
На второй день к колдобине подогнали компрессор и продували её так, что создалось впечатление, будто желали выдуть из-под земли черта. А уж смолу разогревали – не иначе уху варили: помешивали – то один, то второй, то третий…, что-то подсыпали – то один, то второй, то третий…, только и того, что на язык никто не попробовал и не пригубил! Потом – смолой края, затем смолой – изнутри, снова – края, снова – изнутри. Сели – подождали. Пошли, у колдобины о чём-то «пошпрехали» – вернулись, сели на прежние места. На лицах – никаких тебе эмоций, в движениях – спокойствие и неторопливость. Ни тебе перекуров, ни тебе потрендеть-побалаболить, или работай, а нет работы, сиди – жди. Капец, словом.