Замок Кафки – окончание
Шрифт:
«Я только заберу пальто и шапку у Герстекеров», – быстро сказал К. делая шаг мимо женщины к двери.
Но Матильда остановила его жестом и настороженно прислушалась. К. напряг слух вслед за ней и ему показалось, что он слышит шум подъезжающих саней, неразборчивое восклицание кучера и даже всхрап утомившейся лошади. Лицо женщины приняло озабоченное выражение.
«Нельзя, чтобы тебя видели выходящим из дома Лаземана, – быстро сказала она, – если он узнает, это придётся ему не по нраву. Возвращайся обратно, так же как ты пришел сюда. После выходи с другой стороны дома, я буду тебя ждать в санях».
К. растерянно огляделся, почему-то беспокойство женщины передалось и ему. Действительно, он совсем не подумал, как к его пребыванию здесь, явно незаконному, отнесётся
Но К. было трудно отыскать обратную дорогу, которой он явился, ибо он это всё проделывал тогда с завязанными глазами. Кстати, и на кой черт от него потребовали надеть повязку, раз потом её одним махом сорвали безо всякого предупреждения. Пусть, он не увидел этого Фридриха, на что тот, вероятно, и рассчитывал, но голос ведь его К. запомнил прекрасно.
Матильда увидев, что К. лишь беспомощно оглядывается по сторонам, закатила глаза, как будто не в силах лицезреть его тупость. С каким-то горловым шипением, она резко схватила его за руку и буквально толкнула на сундук, тот самый на котором К. сидел и заснул в свой первый визит к Лаземану. Он было испугался, что Матильда хочет просто втиснуть его в ларь, чтобы избавиться от К. и уехать, но когда повинуясь её резким движениям и шипящему шёпоту, на который она почему-то перешла, он открыл сундук, то сразу же сообразил, что это и есть вход, в подпол со стороны Лаземана, откуда он выбрался пару часов назад. Сундук был без дна и там К. увидел уходящую вниз уже знакомую ему лесенку. Он споро перебрался внутрь и начал торопливо спускаться, даже не успев попросить свечу, чтобы как-то найти в темноте подпола дорогу обратно. Он только едва успел поднять голову, как увидел, что Матильда с безжалостным выражением на лице захлопывает крышку, как будто хороня его заживо в гробу. Растерянный К. едва успел пригнуться чтобы не получить твердым деревом по голове. Сундук захлопнулся над ним со страшным грохотом и К. буквально съехал в полной темноте вниз по лестнице.
«Жизнь тут у меня не из лёгких, – саркастически подумал он про себя, снова оказавшись в кромешной тьме без единой путеводной звезды, – надо снова выбираться на свет, а сделать это без, хотя бы свечного огарка, будет непросто. Кто бы мог подумать, что я за одно утро два раза окажусь в заточении под землёй».
Он осторожно встал, цепляясь за окружавшие его невидимые предметы и пытаясь вспомнить, какой дорогой он пробирался здесь в прошлый раз. Но это ему удавалось с трудом; понять куда двигаться, без освещения, было почти невозможно и К. регулярно натыкался на какие-то твердокаменные преграды, с завидным постоянством возникавшие у него на пути. Сверху до него донеслись неразборчивые голоса, похоже Матильда не успела выйти из комнаты до того, как в неё вторгся новый визитёр. Судя по грубому голосу и тому как натужно в вышине над К. заскрипели половицы, он вполне мог оказаться самим Лаземаном, хотя К. и не был безоговорочно уверен в этом, тучных людей в Деревне хватало, а голос он мог и спутать, так как тот доносился через препятствия и звучал приглушённо, да и говорил К. с Лаземаном в прошлый раз совсем мало, чтобы вот так решительно признать, что это был именно он. Но, по крайней мере, какую-то пользу от доносившихся сверху звуков извлечь было можно, К. надо было лишь только двигаться от них в противоположную сторону, что он после нескольких неудачных попыток и сделал. Голоса стали приглушеннее и в конце-концов пропали совсем, удостоверяя верность его действий, но, с другой стороны, подумал К., это могло произойти не от того, что он двигался в правильном направлении, а потому что их обладатели, либо замолчали, либо Матильда наконец-то вышла на улицу, как она, впрочем, и собиралась сделать.
Эта мысль заставила К. самого поторопиться и он вскоре нащупал наконец дверцу, ту самую, как ему показалось, разделявшую подземелья Лаземанов и Герстекеров. Дальше путь должен был оказаться полегче, главное было только не возвращаться к этой двери обратно; вряд ли из подпола Герстекеров существовал
Странно, что К. раньше не задумался об этом, расслабленный лежанием в лохани с горячей водой и прочими связанными с этим событиями, ибо, если этот проход был сделан намеренно, может быть, даже ещё при строительстве дома, значит, в нём была какая-то необходимость. Но, с другой стороны, пришло в голову К., изначально дом мог принадлежать и одному хозяину, возможно именно Герстекерам, поскольку, раз уж старуха помнит чуть ли не основание Деревни, то вполне вероятно, что она и жила здесь со своим мужем с самого начала. А затем, по каким-то причинам, может быть, из-за болезни или смерти этого самого мужа, семейство в дальнейшем впало в бедность, да к тому же, ей надо было одной растить сына, большие хоромы им уже не требовались, поэтому половину дома выкупили Лаземаны – такое объяснение смотрелось со стороны довольно логично и правдоподобно.
Опять же, если староста не вводил в заблуждение К., рассказывая, что его политический оппонент Брунсвик являлся зятем старшего Лаземана, то это совершенно точно означало, что Анна, как и её сестра Матильда были родственницами самого Лаземана. Вряд ли дочерьми, если учитывать не слишком большую их разницу в возрасте на вид, и вряд ли даже младшими сёстрами, слишком уж непохожими они были на скуластого медлительного и широкоплечего хозяина дома, но они могли быть его племянницами, которые вполне имели возможность знать и пользоваться секретами жилища, где они, может быть, жили в детстве и где постоянно теперь бывали.
Выбираясь в чулан на половине Герстекеров, К. даже похвалил себя за связность и согласованность своих мыслей, ибо в последние дни, как ему, казалось он жил в каком-то непрерывном полусне, когда его вроде бы правильные и обоснованные действия, приводили его к совершенно неожиданным и непредсказуемым результатам, что путало его и ввергало в хаос, из которого он никак не мог выбраться. Поэтому обретенная им способность трезво рассуждать, показалась ему глотком чистого воздуха после затхлого подземелья, которое он только что покинул.
На половине Герстекеров было по прежнему пусто и тихо, хозяева будто испарились бесследно. К. осторожно закрыл за собой проход в подпол и дверь кладовой, так чтобы потом никто из Герстекеров не заметил, что он здесь побывал.
В комнате, где он провёл ночь, К. сразу же отыскал висящие на гвозде в углу свои пальто и шапку. Но как ни спешил он выйти из дома, он не смог отказать себе в том, чтобы хоть и торопливо, но проверить, на месте ли во внутреннем кармане его пальто письма Кламма. Как ни странно, они, аккуратно сложенные, оказались там же, где он их приберёг со вчерашнего дня, ни Герстекер, ни его мать на них не покусились. К. даже быстро, на секундочку, развернул оба письма, дабы убедиться в отсутствии подмены, но и там всё оказалось в порядке, хотя чернила уже, конечно – как он с огорчением заметил – немного выцвели.
Снова спрятав сложенные письма в кармане, К. уже хотел было выйти в сени и дальше во двор, где его уже давно должна была ждать, как обещала, Матильда в своих санях, как вдруг его внимание привлекли непонятные звуки, донёсшиеся с кухни, откуда сам К. только что вышел минуту назад. Он остановился озадаченный, ибо, в то время, когда он там находился, он ничего необычного не заметил. Звуки повторились, они явно походили на какую-то скрытую возню, и К. охватило беспокойство, к которому почему-то примешался страх. В другой комнате явно кто-то был; неужели, К. был настолько невнимателен и отвлечён своими делами, что будучи там, не заметил, рядом нечто живое – а без сомнения эти звуки издавал кто-то живой – существо. И если даже сам К. был бы настолько рассеян и погружён в свои думы, что не смотрел по сторонам, то как это – что-то или кто-то не заметил его, К.? – который с шумом вылез из подвала, хотя, может быть, именно это и разбудило незнакомца, если он, к примеру, мирно дремал где-нибудь там в уголке на печи.