Замок ледяной розы
Шрифт:
Наконец, вся «ангельская пыльца» собирается вокруг Шелкопряда и начинает формировать вокруг него плотную сферу, которая пульсирует, сжимается, наливается багровым пламенем.
– Но… но как же он? – шепчу невольно, и Рон хватает меня крепче, не даёт двинуться, потому что, кажется, я сейчас подалась вперёд в безотчётном движении.
– Тише… всё будет хорошо. Так надо. Вспомни.
И я действительно вспоминаю – то, что поведал когда-то мне, совсем ещё маленькой девчонке, этот забавный и страшный зверь. Там, в подвалах Замка ледяной розы.
…О том, что наш мир не единственный.
…О том, что гусеницы сирлирритов появляются из яиц в мире, что расположен прямо под нашим, а их мать погибает в тот же день, и они остаются совсем одни. Но пищи слишком мало для них там, и они должны прогрызать себе путь наверх, чтобы не умереть с голоду.
…О том, что верхний мир, в который они стремятся, так пуст и прекрасен… лишь сирлирриты знают о его существовании, лишь им дано подняться в его фиолетовые небеса и обрести там подлинный покой и свободу. Пока не придёт пора возвращаться снова под землю, чтобы вывести потомство и умереть, в последнем движении передав своим детям врождённую тоску по этому бескрайнему небу и непреодолимую страсть к нему.
Последние искры, замешкавшись, влились в сферу, и она опустилась на Шелкопряда, обвила его сияющим алым покровом. Глазастик лёг на землю, поджал лапки, смежил многоцветные крылья.
И так же, как медленно истаивало сияние пыльцы, что превращалась в рыхлую серую пелену, угасала жизнь в огромных фасеточных глазах моего странного, неправильного, любимого друга.
В этот миг я испытывала очень противоречивые чувства. Как бы то ни было, мне не хотелось его оплакивать. Глазастик всегда знал, что так будет. И смерть для него не была чем-то страшным или ненавистным. Всего лишь часть бесконечного цикла жизни всё новых и новых поколений Шелкопрядов. Я думаю, он умер счастливым – зная, что выполнил предназначение, для которого явился на свет. Он продолжится в следующих жизнях, отразится в глазах своих детей.
И к тому же – он ведь увидел своё небо.
А ещё на излёте жизни спас парочку непутёвых недофыррхов.
По мёртвому, опустевшему, бесцветному лугу, где торжественно и скорбно колыхались пустые палочки стебельков, мы молча пробирались вперёд.
Наконец «ангельские маки» остались позади.
– Уф-ф-ф-ф… - Олав плюхнулся прямо в чёрный песок. – Можно ещё отдохнём? Меня ноги не держат.
Мы с энтузиазмом поддержали его предложение. Я уселась Рону под бочок, положила голову ему на плечо. Он взял мою руку и задумчиво чертил какие-то узоры на ладони.
– Ну вы ребята даёте… - протянул мальчик, качая вихрастой головой. – Нам сейчас просто фухфарчительно повезло!
– Как? – улыбнулась я.
Олав почему-то покраснел.
– Прости. Я имел в виду, нереально. Маме не говори, что я такие слова знаю, ладно?
– Ладно, не скажу.
– Просто это ж надо, чтоб так совпало, что сирлирриты именно сегодня на кладку вернулись! Это ж полжизни надо ждать, чтоб они отовсюду поприлетали. А потом р-р-раз! И уже померли. Только сначала притягивают себе пыльцу с целого луга. Она как запасы еды для их гусениц. Детки ихние прям из тела мамкиного вылупляются – мы на всякий случай близко
Да уж. Действительно повезло, ничего не скажешь.
В удачное время нам Роланд ключик передал.
– Интересно – там, наверху, уже ночь? – спросила я Рона, когда путь начал плавно уходить наверх и горы взгромоздились над самыми нашими головами.
– Мои внутренние часы подсказывают, что часов шесть-семь, не больше.
– Как так? – удивилась я. Бросила взгляд на подол платья – мда, как вернёмся, можно будет сразу выкидывать.
– Просто событий много, вот тебе и кажется, что прошла вечность. К тому же эти горы не такие уж высокие. Не очень-то далеко они были от моста.
– Скорее бы домой…
– Если в ближайшее время повернём обратно, есть шанс вернуться к полуночи. Очень хотелось бы. Завтра к обеду королевский кортеж, вероятнее всего, будет уже в Замке.
– Не вспоминай, что на свете бывают обеды! – простонала я, всячески давя чувство голода. На предыдущем привале я свою порцию мужественно скормила Олаву. Чтобы Рон что-то ел, я, правда, вообще не видела.
– Эй, проводник, долго ещё?
Олав, который карабкался по скалистому косогору чуть выше нас, обернулся, и как-то мне не очень понравилось его лицо.
– Что ещё стряслось? Давай хоть на этот раз без сюрпризов, - поторопил его Рон.
– Ну… это… - мямлил белый как полотно мальчик.
Я подошла ближе и увидела, что прямо у его ног чёрный гладкий валун исцарапан – пять параллельных борозд, довольно глубоких.
– Ребят, простите… я правда думал, что этот путь безопасен! Полосатые оборотни никогда ещё не забирались так далеко. Их в этих горах раньше не было, мама почему и решила тут хижину строить.
Моё платье прилипло к мокрой холодной спине. Кожа покрылась противными мурашками. Что ещё тут водится, в этом странном негостеприимном мире?
– Немаленькая должна быть лапа, если когти оставили такой след, - задумчиво произнёс Рон. – До хижины твоей далеко ещё?
– Через ту проряхину – до самого конца, потом сразу наверх и там видно уже. Возле во-о-он того здоровенного ургла с обломанной вершиной.
Рон коротко кивнул.
– Дай-ка мне сюда котомку твою. Давай, давай, не бойся! Должен же что-то показать твоей маме, чтобы уговорить её идти со мной.
– Так, я что-то не поняла! – я насупилась, почувствовав подвох, и повернулась к Рону.
– Вы с мальчишкой в расщелину соваться не будете. Сидите тут и ждите меня. Дойду до конца – там на вид полчаса пути, не дольше, заберу его мать и вернёмся к вам. И это не обсуждается!
У меня даже слова закончились от такой наглости. Нет, он точно неисправим! И я уже открыла было рот, Рон уже начал сурово сдвигать брови и приготовился к отпору, но гроза так и не успела разразиться. Из ущелья послышался какой-то гул. Мы моментально притихли и прислушались. Вскоре гул из невнятной мешанины звуков распался на шелест множества ног и отрывочные выкрики низкими голосами.