Замок Менфрея

Холт Виктория

— А сама Джесс? Она согласится всякий раз терпеливо ждать, пока он вернется?

— Ну, конечно. Ты же видела Бевила, правда? У него фамильное обаяние Менфреев.

Я рассмеялась:

— А как насчет фамильного самомнения?

— Самомнение! Моя дорогая Хэрриет, разве это самомнение — признавать правду? Или ты полагаешь, что мне надо притворяться, будто я считаю себя дурнушкой? Зачем?

— Конечно, это — ни к чему, поскольку ты никогда не сумеешь убедить людей, что ты так о себе думаешь. Твое высокомерие слишком бросается в глаза.

— Фи! Я только повторю тебе то, что уже говорила раньше, Хэрриет

Делвани. Если бы ты не старалась каждую минуту напоминать всем о своих недостатках, их, возможно, вообще бы никто не замечал.

— Во всяком случае, — сообщила я, — я не развлекаюсь с мужчинами, уже будучи невестой.

— Дорогая Хэрриет, я скоро выйду замуж — а я еще так молода. Надо же мне перебеситься.

— Назвался груздем…

— О, очень умно и столь же банально. За свою недолгую жизнь я слышала подобные изречения тысячу раз, не хватит ли?

— Гвеннан, ты любишь Хэрри Леверета?

— Не дури, — бросила она и сменила тему.

Гвеннан, проведя в школе условленный год, уехала домой, и я очень по ней скучала, пока сама не вернулась в Англию тремя месяцами позже.

Моя мачеха была рада меня видеть. Она пожаловалась, что чувствовала себя так одиноко в этом доме — без отца.

— Наверное, — шепотом призналась она, — я — плохая хозяйка для такого дома. Я частенько думаю, что мне было бы лучше где-нибудь в пригороде.

— Тогда почему ты не бросишь это все и не уедешь? — спросила я.

Она недоверчиво посмотрела на меня:

— И ты не будешь возражать, Хэрриет?

Я рассмеялась. Она и вправду была довольно забавной.

Я прошлась по дому. Теперь, без отца, все казалось другим. Я постояла у его портрета в библиотеке. Художник добился потрясающей живости и сходства, но это был не тот отец, которого знала я. Внимательный и добрый взгляд, приветливая улыбка — на меня он так никогда не смотрел. Человек, умевший быть обаятельным для всех, кроме собственной дочери.

Я поднялась наверх, прислонилась к перилам, вдыхая запах воска и скипидара, и вспомнила, каким он был в ту ночь, когда я убежала. Я прошла долгий путь — от девочки, которая решила, что она уродлива и никому не нужна, потому что кто-то неосторожно сказал об этом. Гвеннан говорила тогда, что я постоянно жду удара, и она была права. Но стоило Бевилу выказать мне какое-то внимание, как я расцвела; платье, принадлежавшее когда-то хозяйке Меифреи, сделало меня чуть ли не красавицей.

Менфреи изменили меня — Гвеннан с ее порой жестокой откровенностью и нежность Бевила. Порой я спрашивала себя: что, если со стороны Бевила это просто галантность, какой он одаривает любую даму? Он очаровывал женщин и сам не скрывал своего восхищения перед ними. Будучи влюблен в прекрасную Джессику Треларкен, он нашел время, чтобы одарить своей добротой дурнушку Хэрриет Делвани.

Когда-то предполагалось, что я стану женой Бевила, но теперь, похоже, ситуация изменилась. Мой отец оставил все свои деньги Дженни, и я, хоть и неплохо обеспечена, уже не наследница огромного состояния.

Я получила письмо от Гвеннан.

«Моя дорогая Хэрриет, день свадьбы назначен. Я заявила им, что не позволю никому, кроме тебя, быть подружкой невесты — ну, по крайней мере, ты будешь главной. Почетная подружка — вот как правильно сказать. Приезжай сюда сразу же или как только сможешь. Не откладывай.

Нам нужно столько сделать, и мне так много нужно тебе рассказать. Мама хотела бы отвезти меня в Лондон за покупками — вот уж я бы разгулялась, — но это даже не обсуждалось. Деньги, моя дорогая! Как жаль, что по обычаю семья невесты должна взять на себя все расходы на свадьбу. Я еще не стала женой богатого человека. После медового месяца — это будет. Италия, любовь моя, а потом Греция — ты станешь нашей первой гостьей в „Вороньих башнях“. Я уже сказала об этом Хэрри, и он готов потакать любым моим прихотям. Надеюсь, так и дальше будет. Приезжай поскорей, потому что нужно еще решить вопрос с твоим нарядом, дорогая моя. Его сошьют для тебя в Плимуте — мы вместе наверняка состряпаем для тебя что-нибудь сногсшибательное.

По всей округе только и разговоров что о свадьбе. До нее еще семь недель, но дел очень много, и, если ты не приедешь в ближайшее время, мы не успеем с платьем. Бевил радуется больше всех. Он сейчас ужасно занят в парламенте. Я думаю, что он в тайне рад еще и тому, что, когда я выйду замуж за моего дорогого богатенького Хэрри, у него появится больше шансов на вожделенный мезальянс. Я вижу его насквозь. Если б только Джесс была так же богата, как мой Хэрри, в Менфрее играли бы сразу две свадьбы.

Ну вот, я становлюсь нескромной. Впрочем, когда я была другой? Ты должна сжечь это письмо, как только прочтешь его, чтобы оно, не дай бог, не попало в руки: а) Бевила; б) Джесс Треларкен; с) кому угодно, кроме тебя самой.

Приезжай скорее. Я очень соскучилась.

Гвеннан».

Как мне хотелось быть там, с ней. Ощутить на своем лице морской бриз; провести ночь в Менфрее и, проснувшись утром, посмотреть на море и увидеть дом на острове, который теперь принадлежал нам — или, наверное, Дженни, — потому что, похоже, все теперь было ее.

Я присела у окна и неожиданно увидела, как к дому подъехала карета, из которой вышла озабоченная Дженни.

Спустя минуту она постучалась в мою комнату.

— Хэрриет, — позвала она. — Ты здесь, Хэрриет?

— Входи, — ответила я.

Дженни выглядела растерянной, словно ребенок, которому подарили подарок и тут же отобрали назад.

— Домик в пригороде… — сказала она.

— Да? — Я знала, что вот уже несколько недель она ищет себе что-нибудь подходящее.

— Я не смогу его купить.

— Почему?

— Деньги, оказывается, не мои.

— Как так?

— Ты же была там, когда они читали завещание. Неужели ты совсем ничего не поняла?

— Я не очень-то слушала. Я думала об отце, о прошлом, о том, как он женился на тебе и все такое.

— Я тоже не слушала. Я не понимаю этого всего и сейчас, хотя он объяснял несколько раз и я, в конце концов, сказала, что поняла. Он все повторял: «Это — собственность мисс Делвани». То есть — твоя. Все завещано тебе, я могу получать проценты, пока жива, но, когда я умру, все будет твое. Понимаешь, кроме нас двоих, больше никому ничего не досталось. У тебя есть свой доход, отложены деньги на твое образование и на свадьбу, а остальное — мое, но это только проценты, а трогать капитал я не имею права. Я не могу купить дом, потому что все деньги предназначены тебе. Конечно, как бы даны мне взаймы на всю жизнь, я ими пользуюсь, а потом все достанется тебе, и никому больше.