Замок на Воробьевых горах
Шрифт:
– Простите, что навязался, – сказал Завадский ей в спину.
Мария не ответила.
Стоя под горячими струями воды, Мария размышляла о превратностях судьбы. Еще два дня назад Завадский казался ей черствым и недоброжелательным сукиным сыном. И вот теперь Максим Сергеевич здесь, за стеной. И она знает о нем больше, чем кто-либо на свете.
И теперь у нее есть враг. Настоящий, готовый на любую пакость. Мария представила себе лицо Ковалева, его кривоватую усмешку, добродушные глаза и всклокоченные волосы, весь его
Выключив кран и ступив ногой на резиновый коврик, Мария тщательно растерла тело полотенцем, затем накинула халат и вышла из ванной в темную прихожую блока.
Наткнувшись на Завадского, она не вскрикнула, а просто проговорила:
– Простите. Я думала, что вы уже спите.
Затем повернулась, чтобы войти в свою комнату, но Завадский положил ей руку на плечо. У него были сильные и теплые пальцы.
– Постойте, Мария…
Она хотела оттолкнуть его, но не смогла. Конечно, ему нужно утешение. Но ей тоже было нужно утешение. Она так давно не чувствовала мужских прикосновений, что начала забывать, каково это – ощущать жизнь самой кожей.
Когда Завадский повлек ее за собой в комнату, Мария не сопротивлялась. Уже в постели она сделала последнюю попытку остановить его и пробормотала, глядя в его мерцающие в полумраке глаза:
– Завтра мы будем жалеть об этом.
– Да, – отозвался он. – Но мне на это плевать.
«Мне тоже», – хотела сказать Мария, но промолчала и лишь закрыла глаза. Потом расслабилась и позволила всему случиться.
5
Иван Андреевич Ребров, которого коллеги по работе и приятели называли просто Андреич, отхлебнул из бутылки, занюхал рукавом спецовки и завинтил крышку.
Здорово, что водку стали закрывать завинчивающейся крышкой, уже в тысячный раз подумал он. В советские времена, когда он только начинал пить, крышку с бутылки можно было сколупнуть ногтем, а уж пристроить обратно – ни-ни. Открыв бутылку, ты обязан был допить ее до дна. Ну как тут, скажите, не спиться? Нет, оно, конечно же, можно было перелить водку в графин – многие умники так и делали. Но какой, скажите на милость, графин на работе? Ни в шкафчик не спрячешь, ни в карман спецовки не засунешь.
Вот теперь другое дело. Прикладывайся сколько хочешь, и никто тебе не указ. Хошь – пей, хошь – не пей. Лучше, конечно, пить, но лишь по нескольку глотков за раз. Это не сделает тебя алкоголиком, но поможет продержаться до конца рабочего дня и не сдохнуть от тоски.
А как тут не затосковать, если даже родной сын от тебя рожу воротит? Сорок пять лет жизни – псу под хвост. Ни состояния не нажил, ни жену не сберег. Была когда-то машина, но разбил по пьяной лавочке. Хорошо хоть квартиру не потерял, будет что оставить сынуле в наследство.
Хотя… Дети ведь нынче ушлые и верченые. Вот и его гениальный оболтус где-то берет деньги на веселую жизнь. И машина у него давно своя, и вообще… Да и на
Ладно. Не стоит забивать себе башку тоскливой тиной.
Ребров глянул в зеркальце. В ответ на него посмотрело опухшее, увитое морщинами лицо. Андреич вздохнул и отвел взгляд.
Камеру в женской раздевалке он уже снял. Обидно, конечно, но ладно. Если честно, ему и самому была не по душе затея с фотографированием студенток. Решил срубить деньжат по-легкому. Тьфу, пакость! Ну, какой из него к черту распространитель порнографии, скажите на милость? И продать-то почти ничего не успел.
Ну, да оно и к лучшему. Раньше прижмут – меньше нагрешишь.
За спиной у Реброва послышались чьи-то шаги. Он обернулся и увидел двух мужчин. Мужчины приближались, пристально на него глядя. В сердце у Реброва екнуло, он почему-то сразу понял, что пришли за ним.
И не ошибся.
– Иван Андреевич Ребров? – спросил один из мужчин, приблизившись.
– Да… А вы…
Незнакомец достал из кармана удостоверение и показал его Андреичу.
– Оперуполномоченный УВД капитан Синицын. Вы должны пойти с нами.
Ребров сглотнул слюну и испуганно пробормотал:
– Куда это?
– В машину, – ответил второй оперативник. – Прокатитесь с нами в отделение.
– За… зачем?
– Есть разговор. Идем!
Ребров понурил голову и поплелся в сопровождении оперативников к лестнице. Но не пройдя и нескольких шагов, он внезапно рванул вперед и понесся к выходу, однако увидел у лестницы третьего мужчину в штатском, развернулся и, обежав своих стражей по широкой дуге, бросился к бассейну.
– Куда? – рявкнул один из оперативников. – А ну, стой!
Ребров не остановился.
– Стой, гнида! – Оперативники уже бежали за ним. – Лови его!
Выскочив к бассейну, Ребров затравленно обернулся и пробормотал:
– Я не пойду в тюрьму…
Оперативники нагоняли его, но уже не слишком торопились. Бежать-то технику было некуда. Тогда он посмотрел на голубую воду бассейна.
– Я не пойду в тюрьму… – повторял Иван Андреевич, глядя на нее. – Не пойду в тюрьму…
В следующую секунду Ребров зажмурил глаза и прыгнул в бассейн. Увидев замаячившие над головой тени, он сделал то, чего в трезвом виде не сделал бы никогда, – открыл рот и глубоко вдохнул воду ртом и носом. Хлорированная вода бассейна устремилась ему в легкие…
Когда Реброва вытащили, сердце его уже не билось. Один из оперативников сделал ему искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, но это не помогло.
– Как он? – спросил другой.
– Пока никак.
Последовала новая серия ритмичных нажатий ладонями на грудину и вдохов в рот. Однако реанимировать техника не удалось.
– Ну, хватит, – устало сказал тот оперативник, что стоял на ногах. – Он уже мертв.
6
Жиров с удивлением смотрел на своего друга.