Замок Саттон
Шрифт:
А доктор Захарий продолжал читать его мысли.
— Сеньор да Тревизи, зачем оставаться? Я сожалею, что слишком молод и потому не вызываю у вас доверия. Прощайте!
Он повернулся, чтобы уйти, но отчаяние заставило да Тревизи заговорить.
— Постойте, доктор! Я вас умоляю. Со мной произошло нечто настолько странное, что я нуждаюсь в помощи.
— Вас прокляли?
— Не знаю, она не была похожа на ведьму. Она выглядела такой же испуганной, как и я.
— Пойдемте.
По непонятной причине да Тревизи
При тусклом свете свечей он увидел карты на стенах, под которыми были изображены древние символы, обозначающие знаки Зодиака. Но главным предметом в комнате был стол, покрытый черной скатертью, на котором лежала колода карт со странными рисунками, несколько камней с необычными метками, еще несколько небесных карт с измерительными инструментами, а посреди всего этого — кристалл, мерцающий в свете свечей.
Астролог указал ему на стул, а затем сел сам.
— Расскажите мне, что случилось, — сказал он.
Итальянец начал с несчастного случая с каменщиком, но Захарий перебил его:
— Нет, что было до этого? Расскажите мне о доме, который вы проектировали.
Да Тревизи стал рассказывать о поместье Саттон и был удивлен, как часто астролог останавливал его вопросами: где оно расположено? Жил ли кто-нибудь раньше на этой земле? Какова история поместья?
Архитектор старался, как мог, отвечать на его вопросы. Он очень мало знал о древнем прошлом Саттона и сказал, что только пару раз посещал старые руины помещичьего дома и видел небольшой родник, известный как родник св. Эдуарда.
— Мне сказали, что я пришел в себя только от воды из него. Полагаю, что она таит в себе целительные силы.
Доктор Захарий вскинул брови и так усердно закивал головой, что затряслись взъерошенные волосы, но ничего не сказал.
— Но позвольте мне рассказать о том, что произошло, — обратился к нему да Тревизи. — Разрешите поведать вам о туннеле, полном света, и о женщине.
Захарий подумал: «Странно, леди Вестон приходила ко мне посоветоваться насчет сна об этом же самом месте, а теперь вот явился архитектор».
Но он ничего не сказал, и да Тревизи углубился в по-итальянски красочное описание несчастного случая и того, что произошло после. Доктор долго сидел, не произнося ни слова, и в конце концов уставился на кристалл, сгорбив плечи, с изменившимся квадратным лицом, смягчившимся из-за мечтательного взгляда,
— На шее у нее было ожерелье с именем Талифа, не так ли? — наконец устало произнес он.
У да Тревизи бешено заколотилось сердце. Он умышленно воздерживался от упоминания этого. Возможно, глупо, но ему хотелось устроить нечто вроде проверки: он не доверял астрологу, несмотря на то, что рассказывали другие. Что-то в его итальянском темпераменте не доверяло этому, считая, что это — шарлатан, выманивающий деньги; его злило, что юноша корчит из себя предсказателя, но сейчас он был потрясен.
— Да, — подтвердил он дрожащим голосом.
— «Талифа», написанное странным шрифтом?
— Она — ведьма?
По лицу Захария пробежало чрезвычайно странное выражение, и черты его лица исказила ярость.
— Нет, — прошептал он. — Талифа не будет ведьмой.
— Что вы имеете в виду, сэр?
— Она еще не родилась.
— О Боже, — произнес он. — Что вы говорите?
Доктор Захарий уставился поверх кристалла в угол комнаты. Казалось, он совсем ушел в себя; на лице под непокорной шевелюрой лежала тень.
— Я говорю, сеньор да Тревизи, что вы видели призрак из грядущих времен. Талифа родится очень красивой, обретет огромное богатство, но умрет трагически. В ней нет ничего от дьявола. Вы не околдованы.
Он почти выкрикнул последние слова, и архитектор подумал: «Что-то его сильно тревожит. Он боится упоминаний о колдовстве. Конечно, он может рассчитывать на покровительство сильных мира сего и опасается гонений».
Доктор Захарий еще больше ссутулился и подумал: «Они во всем видят колдовство. И поэтому моя бедная мать умерла в страшных муках, когда ее сожгли заживо. Несмотря на все могущество моего отца, он не смог спасти ее».
Он вспомнил суровое испытание, выпавшее на долю десятилетнего мальчика, как будто это было вчера. Он, толкаясь и отбиваясь, продирался сквозь толпу, пока не прорвался вперед, чтобы только увидеть женщину, давшую ему жизнь, а теперь уронившую вперед голову, задыхающуюся от дыма; ее светлые волосы уже почернели от копоти. Он раскрыл рот, чтобы закричать: — «Мама», — но внезапно чья-то рука зажала ему рот.
— Ты — ее сын? — шепотом спросил незнакомый голос.
— Да.
— Тогда молчи, а то они убьют и тебя.
И он без единого звука наблюдал, как заживо сгорает его мать, пока больше уже не мог выносить этого зрелища и, отвернув голову, уткнулся в плащ странного человека, стоявшего возле него, и зажал уши, чтобы не слышать ее ужасных криков.
Потом, когда толпа рассеялась, он пошел с незнакомцем и собрал в коробочку пепел и все, что осталось от любящей мамы, которая в течение десяти лет была его единственным задушевным другом.
— Пойдем, я отведу тебя твоему отцу, — сказал незнакомец.