Замок серебряной розы

Снегова Анна

Я. Его. Убью.

Все пять лет терпела.

Теперь точно.

А он по-прежнему улыбается мне глазами. Той самой улыбкой, которая только для меня.

Когда подносит мою руку к губам и целует её, не обращая больше никакого внимания на вскипевшую гомоном толпу.

– У тебя всё получится. Я в тебя верю. Давай!

Как хорошо, что я выбросила перчатки.

Только теперь это понимаю.

Когда через мою хрупкую ладонь, что покоится в сильной мужской,

через меня словно струится поток силы. Спокойной, уверенной, мощной. Мне знаком этот свет – он лечил меня когда-то. И теперь, усиленный эллеритовым кольцом, он снова действует на меня как лекарство, только ещё более мощное. Пробуждающее к жизни, встряхивающее ото сна.

Тепло пробегает от ладони и выше. Обвивает предплечье, мягко окутывает плечо… гладит по ключицам, мурашками на коже подбирается к шее…

Очень скоро тепло становится каждому уголку моего тела. Но когда эта живительная волна добирается до моего лица, когда я почти уже тону в ней с головой, выдёргиваю свою ладонь и не позволяю Ричарду продолжать. Это какой-то страх, сидящий глубоко во мне. Источник холода в центре моего лба. Если две эти волны столкнутся – как бы меня не разорвало от противоречивых энергий. Моё тело отзывается немедленно. Запрещает это продолжать.

Моя растерянность длится всего мгновение, считанные доли секунды, недостаточные, чтобы хоть кто-то заметил. Беру себя в руки. Уже и этого довольно – магия во мне плещет через край, я чувствую ее щекочущее бурление. То, как она отзывается на прикосновение магии Ричарда – это настоящий взрыв. Который мне срочно нужно хоть куда-нибудь направить.

По счастью, объект находится быстро.

– Что здесь происходит?! Изволите мне сообщить? – надтреснутый старческий голос где-то на периферии моего восприятия уже не может меня остановить.

Моя правая ладонь сжимает подвеску на груди. Колкий свет обжигает кожу. Подвеску будто солнце нагрело, так она горяча.

Магия трансформации… самая сложная для воплощения, если она свершается над живым существом. Всё живое – это невероятно сложная система. Если изменить хотя бы один мельчайший кирпичик, не изменив всё остальное, организм может погибнуть. Поэтому такой риск. Поэтому так сложно. Лишь гениальные, самые выдающиеся маги в истории рисковали трансформировать живые существа. О таком я лишь читала в учебниках… пока не умудрилась сотворить сама.

Получилось раз, получится ещё.

Потому что он меня верит.

– Я требую немедленно прекратить это возмутительное…

Вспышка зелёного света яркой волной прокатывается до самого дальнего уголка зала. Принуждая гостей заслонить лица, прикрыть глаза ладонями.

Волной этого света омыло крохотное тявкающее создание у моих ног. Зелёные пятна растворились, словно детские краски под дождём. Сперва изменили форму, а после уменьшились заячьи уши, снова покрылись кудрявой шерстью.

Снова тявкнула собачонка – на сей раз удивлённо.

А потом начала расти.

– О нет, мой милый Фантик, мой

драгоценный малыш!

Отчаянный вопль старой графини Винтерстоун уже не мог остановить процесс трансформации. Положа руку на сердце, и я тоже не могла. Боялась сделать еще хуже, если вмешаюсь в цепную реакцию, которую запустило моё колдовство.

Когда всё завершилось, и яркий свет угас, взору потрясённого общества явилась совершенно нормальная, пропорциональная собачонка, с совершенно нормальными ушами на нужном месте. Всё было замечательно.

Если только не считать того, что теперь эта собачка была размером с хорошего такого бычка.

– Моё сокровище, что эта полоумная снова с тобой сделала! Иди ко мне, мамочка возьмёт тебя на ручки…

Судя по всему, раньше этой экзекуции Фантику избежать никогда не удавалось. Костлявые руки подслеповатой графини уже тянулись к «малышу», чтобы сграбастать и ощупать, оценив масштабы катастрофы.

Но сегодня был особый день.

Пёс гавкнул так громогласно, что погасла половина магических огней на потолке. А потом вильнул хвостом и обрушил поднос с бокалами в руках одного из невовремя подвернувшихся лакеев.

Ещё один радостный утробный «гав» - и пёс, самым беспардонным образом повернувшийся к хозяйке филейной частью, несётся прямо на меня. Напрягшийся Ричард на всякий случай становится ближе, плечом к плечу. Но мой рыцарь беспокоился напрасно.

Конечно, на месте этой бедной собачки… собачищи, я бы себе голову отгрызла. Но вместе этого «Фантик» лижет мне лицо. Для этого ему совершенно не нужно подпрыгивать.

И удирает на свободу, врезав по дороге плечом в створку дверей бального зала так, что едва не сшибает её с петель.

– Ещё один пёс-переросток в нашей семье, - хмыкает Ричард, пока я торопливо ищу носовой платок. – Придётся отправить в подземный мир, здесь ему не развернуться. Гаяни, ты умница! Это было невероятно.

Я совершенно теряюсь от этих вроде бы скупых, но таких ценных для меня слов похвалы. Ричард никогда не хвалит просто так, ради красного словца. Он не из тех, кто будет расточать комплименты бесконечным потоком направо-налево. И вот эти несколько лаконичных слов делают меня такой счастливой, какой не могли бы все дифирамбы и серенады досужих придворных бездельников.

– Я требую немедленно выгнать отсюда эту паршивку!

О нет. Ещё одно маленькое, желающее меня укусить создание на сегодня я уже не переживу. Одна досада, вот её превратить во что-нибудь или хотя бы перекрасить седые букли во что-нибудь более жизнерадостное, я точно не могу. Почему-то мне кажется, местное общество не будет тогда смотреть на меня столь восторженно, как смотрит прямо сейчас, оживлённо обсуждая моё чародейство.

Бабушка Ричарда, доведённая, кажется до белого каления, преграждает мне дорогу, опираясь на трость. Этому божьему одуванчику лет, наверное, уже девяносто – но выглядит она как белая кобра, которая растратила яд, но не ярость.