Замок серебряной розы

Снегова Анна

– Ты меня привела.

– Я этого не делала! – возражаю немедленно, и пячусь, уходя вбок, когда замечаю новую попытку приблизиться. Спиной стараюсь не поворачиваться. Нутром чую, что если попадусь в руки этому охотнику – вырваться из них будет сложнее, чем из змеиных колец.

– Ещё как делала. Ты у меня умница! – вкрадчиво ворчит мужчина, и я в панике замечаю, что расстояние уменьшилось ещё. – Горжусь тем, какая ты молодец, что вспомнила про мой подарок.

– Какой ещё… подарок?

– Кинжал. Впрочем, я, кажется, должен извиниться. Посадил на него небольшое

следящее заклинание. Слишком тревожился о твоей безопасности, когда меня нет рядом. Стоит обнажить заговорённый клинок для защиты, и он работает как маяк. Хорошо, что привёл меня вовремя.

Его голос – спокойный, дружелюбный, даже слегка монотонный. Продолжая заговаривать мне зубы какими-то байками, мужчина приближается постепенно ко мне, как к пугливому зверьку. А я ощущаю себя загнанной в угол, хотя углов тут нет – как нет и потолка, пола, стен и всего остального.

Что это за узы, которыми он привязал меня к себе? Почему не могу разорвать невидимые путы и просто исчезнуть? Сглатываю комок в горле.

– Значит, кинжал… с его помощью ты мог меня найти, куда бы я не ушла?

– Да, - просто отвечает воин.

Я вся ощетиниваюсь.

– К счастью, его больше нет в моих руках. Выбросила.

Если мне удастся сейчас сделать скачок, охотник не сможет отследить меня снова.

И судя по всему, он тоже это понял.

По его лицу проходит тень. Черты лица становятся жёстче. Глаза следят неотступно за каждым моим движением, как будто готовится к решающему броску на добычу.

Он знает, что если промахнётся, я исчезну, и больше он меня не достанет. И прикидывает, как не промахнуться.

А я могу думать лишь о том, что этого ни в коем случае нельзя допускать – чтобы он меня достал. Как хорошо было до его появления! Как спокойно и легко. А этот человек – самая главная для меня опасность, намного больше, чем змей. Змей никогда не принял мне такой боли.

Теперь я смутно припоминаю – вижу, как будто со стороны, - что случилось до того, как попала сюда. Какая цепь событий привела меня в это место, на перекрёсток путей, где наши с ним дороги, надеюсь, разойдутся навсегда. Здесь ведь только мой разум, верно? Тело сейчас где-то в другом месте. Я оказалась тут, когда пыталась в панике бежать - сбежать как можно дальше.

Именно от этого самого мужчины.

– Не подходи ко мне больше. Не приближайся. Никогда, - шепчу еле слышно, слабо шевеля пересохшими, потрескавшимися губами. Но он услышал. И едва заметно вздрогнул – как от удара.

– Гаяни…

– Не подходи! – выкрикиваю ему в лицо. Мой уставший разум уже не может сдержать толпу образов – вот воин верхом на лошади, и хрупкая девичья фигурка у самых копыт. Глядит вверх, запрокинув лицо, и ветер со снегом вперемешку треплет её зелёные волосы. Вот эта девочка просыпается в слезах от очередного кошмара и смотрит на свои ладони, на которых так боится увидеть кровь. Вот она же – у окна. Сидит на широком подоконнике у тяжелой, кованой ромбами рамы, уставившись в ночь широко распахнутыми глазами. Она много ночей провела так - неподвижно, обхватив зябкие плечи руками. Свечи сгорали быстрее, чем к ней приходил сон. – Не трогай меня больше! Пожалуйста! Ты не понимаешь?! Это была ошибка, с самого начала. Глупая маленькая девочка сочинила себе сказку со счастливым концом. Который так

и не наступил. Не твоя вина, что она жила в придуманном мире, грезила наяву.

Но теперь я познала истину.

Любовь – это боль.

Чувства – это боль.

Не хочу больше умирать от этой боли.

…Ричард пытается что-то сказать, его чёрные глаза мечут молнии, но я не желаю слушать.

– Я выбираю проснуться.

Когда он, зарычав, одним мощным рывком оказался там, где была я только что – его сильные руки сомкнулись лишь на тающих, как утренний туман очертаниях моего тела.

Я открыла глаза.

И действительно проснулась.

Высоко-высоко надо мной – огромная, невероятная луна, слегка обглоданная по краю, но всё ещё великолепно-полная. И звёздное небо, безмятежно мерцающее огнями, по которому медленно плывут рваные серые тени лёгких облаков.

Я лежала, раскинув руки, на спине, и смотрела в эту луну, как в зеркало. Смотрела до тех пор, пока не заслезились глаза.

Подо мной было что-то твёрдое, похожее на скалу. Кажется, я высоко в горах, судя по ветру, что то и дело набрасывает на лицо пряди длинных волос, которые у меня нет сил убрать.

Как тяжело, оказывается, возвращаться в собственное тело. Как трудно пошевелиться – даже пальцем двинуть, не то, что встать. А впрочем, зачем вставать?

Здесь так хорошо и спокойно. Невероятный, абсолютный, первозданный покой – и тишина. Только мерный рокот волн где-то далеко внизу.

Интересно – где я? – подумалось как-то отстранённо. И почему моё тело попало именно сюда, ведь я не выбирала дорог?

А впрочем, неважно.

Я хочу остаться здесь навсегда.

Так что я просто лежала – и смотрела. Ночной ветер трепал подол моего платья, шевелил волосы. Хотя странно – я не ощущала никакого холода – ни от него, ни от скалы, на которой лежала, распластавшись с широко раскиданными руками. Голода тоже не было. Вообще ничего. Как будто я превратилась в тряпичную куклу, набитую свинцом. Потерянную куклу, у которой больше нет хозяина.

В конце концов, на задворках сознания появилась смутная мысль о том, что вроде бы долго на камнях лежать может быть опасно для здоровья – тем более, кто его знает, сколько уже я здесь провела, пока мой разум застрял меж мирами.

Мне потребовалось нечеловеческое усилие воли, чтобы заставить себя принять вертикальное положение.

Это было так трудно, словно к каждой части тела у меня привязана многотонная гиря, а на грудь уложили каменную плиту.

Перед глазами потемнело, какое-то время я просто сидела и восстанавливала дыхание – а потом распахнула глаза в удивлении, и моему взору предстал величественный, будто нарисованный широкими мазками на огромном полотне пейзаж.

Дорожка лунного света колеблется на волнах далеко-далеко, по левую руку от меня. Я действительно сижу на вершине отвесной скалы, на узком гребне, на который не ведёт ни одна тропа.

Горы охватывают чёрным кольцом округлую долину. Она как сестра-близнец убывающей луны, тоже слегка срезана по краю в том месте, где в неё вгрызается морское побережье.

Там, на берегу моря, скальная пустошь кажется усыпанной призрачно-белым песком, но это не песок. Он таким не бывает – мерцающим, переливчатым, испускающим в ночи свой собственный слабый лучистый свет.