Замок Шамбла
Шрифт:
Она быстро вышла, положив в карман шестьсот франков для Арзака.
XXIII
Тот, кто вошел бы в гостиную графинь де Шамбла утром 14 марта 1842 года, по виду этой комнаты, по царившему там молчанию, по угрюмому и мрачному виду собравшихся там женщин сразу бы понял, что в этой семье произошло какое-то важное и печальное событие. В тот день в уголовном суде начиналось слушание дела, которое уже полтора года не давало им покоя и из-за которого они находились в постоянном страхе.
С самого утра Мари Будон закрыла решетчатые окна, выходившие на здание
– Вот она! — прошептала вдруг госпожа Марселанж.
– Кто? — спросила графиня.
– Она! — ответила Мари Будон с ненавистью, которая могла относиться только к одной женщине, так что графиня сразу поняла, о ком речь.
Она бросилась к окну и увидела молодую женщину в трауре с чрезвычайно бледным лицом, на котором лежала печать глубокой печали. Она шла под руку с мужчиной. Толпа почтительно расступилась перед ними. Этой женщиной была госпожа Тарад, которой все оказывали знаки уважения и сочувствия. Она опиралась на руку своего брата, Тюрши де Марселанжа. Узнав ее, графиня заскрежетала зубами от бешенства и прошептала дрожащим голосом:
– Ах, когда же настанет моя очередь? Когда же я смогу растерзать ее?
Толпа росла с каждой минутой, и дамы вскоре увидели Андре Арзака и Жана Морена. Мари Будон первая заметила их и, накинув плащ, направилась к двери.
– Ты куда собралась, Мари? — спросила у нее графиня.
– Туда, — ответила служанка, указывая на здание суда.
– Сквозь эту свирепую толпу? Да ты что! Неужели ты не убедилась, как эта чернь тебя ненавидит? Они рассекли тебе руку камнем и разорвут тебя на куски, если ты туда сунешься. Так что лучше скрой капюшоном лицо, иначе тебя узнают.
– А я и не думаю скрываться, — возразила Мари Будон. — Я стану смотреть им прямо в глаза, и никто меня не тронет. И потом, я говорила Арзаку, что буду следить за ним, когда судьи начнут его допрашивать. Я хочу, чтобы он видел меня. К тому же вам надо знать, что будет происходить во время суда. Кто же вам это расскажет, если не я? Не бойтесь, одно лишь имя Мари Будон вызывает у них страх, и никто не осмелится даже заговорить со мной.
Она вышла, и через несколько минут ее хозяйки увидели, как она скрылась в зале суда. Толпа стояла так плотно, что Мари Будон с трудом удалось через нее пробиться. Она потребовала, чтобы ее пропустили, так как она хотела сообщить судьям нечто важное. Ей поверили, и очень скоро она оказалась в первом ряду, откуда ей все было видно и слышно. Оглянувшись по сторонам, Мари поняла, что ее появление не осталось незамеченным.
Ее внимание привлекли госпожа Тарад и ее брат, Тюрши де Марселанж, и Гильемено, бывший адвокат кассационного департамента. Исполненная достоинства и искренности скорбь придавала правильным чертам молодой женщины величие, по-видимому, вызвавшее сострадание даже у судей. Это не ускользнуло от зоркого взгляда Мари Будон, которая видела в этой скорби и вызванном ей сочувствии лишь тонкую хитрость, направленную на то, чтобы растрогать публику и членов суда.
Затем Мари посмотрела на скамью свидетелей и увидела там
Вдруг по толпе пробежал ропот, и все устремили взгляды на маленькую дверь, откуда появился человек под конвоем двух жандармов. Это был Жак Бессон. Его спокойный твердый взгляд и в какой-то мере добродушное лицо удивили собравшихся. Они совсем иначе представляли себе человека, обвиняемого в убийстве. Когда Жак Бессон вошел в зал, то встретился взглядом с Арзаком. Они обменялись какими-то едва заметными знаками. В них содержалось не то обещание, не то обязательство, не то уверение. Как бы то ни было, после этого спокойное лицо Жака просияло.
Когда он подходил к судьям, то заметил сидящую в первом ряду Мари Будон, и лицо его немного покраснело. «Ее послали дамы!» — подумал он. Она пришла, чтобы посмотреть, как он держится и что говорит, а также для того, чтобы сказать ему: «Не сомневайся в покровительстве дам, они за тебя, они тебя не забывают, помни и ты их!»
Ропот, раздавшийся при входе подсудимого, вдруг смолк, когда стало известно, что его собирается допрашивать сам председатель суда. Все понимали, что сейчас прольется свет на все сплетни, пересуды и россказни, которыми обросла трагедия в Шамбла. Все ждали подробностей этой кровавой драмы.
После чтения обвинительного заключения подсудимого стали расспрашивать о подробностях частых конфликтов между графинями де Шамбла и господином Марселанжем, а также о том, не принимал ли он в них участия. Жак Бессон ответил отрицательно. Тут ему напомнили о бурной ссоре, случившейся между ним и Марселанжем во время жатвы 1838 года, когда обвиняемый даже угрожал землевладельцу косой, и Жак сказал, что Марселанж действительно набросился на него с упреками, но сам он предпочел промолчать.
Потом председатель поинтересовался у подсудимого, давно ли он знает Андре Арзака. Отвечая на этот вопрос, заданный самым невинным образом, Жак Бессон простодушно ответил, что познакомился с ним через две недели после убийства Марселанжа. На этом, к превеликому удивлению публики, допрос обвиняемого закончился. Собравшиеся в зале не знали, что теперь Жак Бессон стал играть в глазах суда второстепенную роль, ведь он преследовал иные цели.
На продолжительных и трудных слушаниях, во время которых было опрошено более пятисот свидетелей, прокурор не переставал поражаться обилию лжи и противоречивых свидетельств, что еще более запутывало и без того трудное дело. Закончив допрос, за который он принимался три раза, прокурор вынужден был признать, что ни на йоту не продвинулся в раскрытии преступления, которое все больше обрастало нестыковками и всякого рода домыслами. Он бы несказанно удивился, если бы узнал, что вся эта пелена лжи, выдумок и путаных признаний — дело рук служанки. Действительно, примерно сто самых важных свидетелей сначала побеседовали с Мари Будон, а уже потом предстали перед прокурором. В результате этого дело и приняло столь запутанный характер. Поэтому суд решил сначала разобраться с показаниями свидетелей и отделить правду от лжи.