Замуж - не напасть
Шрифт:
– Считай, что я просто сделал доброе дело.
– Иными словами, хочешь, чтобы теперь я чувствовала себя обязанной тебе? Ты помог моему жениху! Тогда, пожалуй, мне лучше и вправду расстаться с Виталием, чтобы не быть обязанной никому! Получится, что ты сделал доброе дело совершенно постороннему человеку. Взял первого встречного мужика с улицы и подарил ему несколько миллионов. Так, от широты души!
Толян бледнеет.
– Вот как ты решила: фейсом об тейбл?
– Давай уж по-русски: мордой об стол!
– А я и не сопротивляюсь!
– он поднимает
– Все правильно: заслужил - получи!
– Ах, какие мы покорные!
– сердится Евгения.
– А то ты не знал, что подло поступаешь! Что я тебе плохого сделала?
Голос её вздрагивает, и она с трудом справляется с охватившей её обидой.
– Ты... плохого? Да я... я для тебя!..
– А что ты сделал для меня? Прикинулся вышибалой? Поклонников отваживаешь?
– Кто же тебя кроме меня защитит? А мужики, знаешь, какие стервятники!
– Не прикидывайся сереньким! То, что ты хочешь, у тебя все равно не получится. Сидеть разом на двух стульях - одно место не заболит? Я свободная женщина, и я не для того с Аркадием разводилась, чтобы попасть ещё в худшую зависимость от тебя! Уйди, не мешай мне жить!
– Но я не могу... так просто уйти. Я пробовал, ничего не вышло! Приворожила ты меня, что ли? Снишься чуть ли не каждую ночь. Раньше я вообще сны не видел... А сейчас, как лунатик: уставлюсь на луну, и сна ни в одном глазу!
– Лунатики, это не кто, на луну смотрит, а те, кто ходит во сне.
– Точно, - соглашается он, - я и хожу, как во сне!.. Я ведь тебя всякой знаю, - вдруг вырывается у него.
– Насчет наивных карих глазок я ведь не пошутил. Они у тебя такими и были. Очень долго. Меня до слез умиляла твоя беззащитность, романтичность, доверчивость. Ты была так трогательно консервативна: верила в незыблемость брака, семьи. Принимала все, как должное, даже то, что Аркадий до смешного тебе не подходил!
– Извини, - спохватывается он, - я не имел права говорить о нем в таком тоне.
– Но я любил даже твою преданность ему - ты не могла быть другой...
Толян говорит ей все это, не глядя в глаза, как если бы признаваться ему было тяжело, но необходимо. Может, он так давно носит в себе это, что больше нет сил? Даже не пытается взять её за руку. Как бы исповедуется, и исповедь эта облегчает ему дыхание.
– И вдруг - взрыв! Я был не прав, когда говорил, что всегда его ждал. Ничего подобного. Если честно, я даже не подозревал, что ты на подобное способна. Оказалось, в моем тихом ангелочке бездна мужества. Пойти на такой шаг, не побоявшись молвы, одиночества, материальных проблем! Женщин, уходящих из благополучных семей, осуждают все. Я было подумал: ну, вот, ещё одна захотела свободы! Мало что ли вокруг воинствующих разведенок! Но ты не стала такой, как они. Ты расцвела диковинным цветком. Я увидел тебя после развода впервые и обалдел. В простенькой рубашке, наверняка, из которой вырос Никита, в стареньких джинсах ты выглядела королевой. Ты не ходила, а плыла. Как будто вдруг осознала, что ты - женщина, и обрадовалась этому. Я готов был себе голову разбить о стену, что
Евгения молча слушает, уставившись в его склоненный ежик волос. Наконец он поднимает на неё ставшие почти зелеными глаза. Она заметила, когда в нем говорит чувство, его глаза всегда зеленеют. Как будто серый цвет в них служит совсем другим целям.
– Дело в том, что такой, обновленной, ты стала нравиться мне ещё больше. И я, как лиса из басни, ходил вокруг спелого винограда, не в состоянии его достать. Представляю, каким идиотом я выглядел в твоих глазах!
– Я вовсе не считала тебя идиотом, - спокойно возражает она, - но подозревала, что ты просто хочешь воспользоваться моментом.
– Что можно было другое обо мне подумать? Ты - женщина - смогла сделать то, на что у меня не хватало мужества. Да я, по сравнению с тобой, барахло!
Евгения не любит слушать людей в такие вот минуты. В приступах самобичевания они, зачастую, готовы смешать себя с грязью. Так и хочется сказать: ребята, меньше слов!
Аристов встает из-за стола.
– Подожди, я только расплачусь и отвезу тебя.
Но она не может ждать, горечь переполняет её душу. Чувство к Толяну она не уверена, что это любовь - делает невыносимо трудным общение с ним. Потому она ловит такси и уезжает домой.
Когда в дверь звонит Виталий, она почему-то сразу понимает, что это он. И выходит к нему с папкой в руке.
– Ты куда-то уезжала?
– спрашивает он.
– Ездила на встречу с Аристовым.
– И что ты ему сказала?
– Посоветовала забыть мое имя, фамилию и домашний адрес, - не зная, зачем, врет она.
– Ты сказала ему.. насчет контракта?
– Сказала. Даже, если честно, пыталась отдать ему обратно. Но он объяснил, что крокодилы назад не пятятся. Ты доволен? Контракт остается у тебя.
– Нет, не доволен, потому что важнее контракта мне знать: с тобой ничего не случилось? Ты будто вдруг стала холодной и чужой...
– Случилось. Я решила больше не обманывать: ни тебя, ни себя!
– Женя!
– Иди, Виталик! Ты хороший человек, но мы с тобой слишком разные.
Она протягивает ему папку.
– Желаю удачи!
– Да на фиг мне такая удача!
– кричит он и бросает папку на пол. Пусть сгорит этот чертов контракт!
– Ну-ну, не бросайся своим будущим!
– она замечает, как он краем глаза покосился на брошенные документы, и поднимает их с пола.
– Так не бывает, что везет сразу во всем. Сегодня повезло в бизнесе, завтра - в любви.
– Ты не поцелуешь меня на прощание?
– Спасибо!
– она целует его в губы.
– Я буду вспоминать тебя.
– Если что... тебе понадобится, ты не стесняйся, звони.
– Обязательно!
– обещает она, закрывая за ним дверь.
Где они, облегчающие, освобождающие душу слезы? Увы, в глазах сухо. "Мне без тебя и в жару сушь. Мне без тебя и Москва глушь!" И в душе сушь...
Ей на минуту становится страшно. Как будто вместо своего будущего она увидела огромную черную дыру.