Замуж за колдуна, или Любовь не предлагать
Шрифт:
— Это нам, к сожалению, неизвестно.
— Ну, вот как раз это-то и не вызывает удивления, — усмехнулась и распорядилась: — Надевайте шляпы, мы едем за город.
Сказав этим церберам, своим сторожевым псам, всё, что хотела сказать, отправилась на кухню расстраивать миссис Флауэр: ужин откладывается на неопределённое время.
Цилиндры на головы подчинённые Грейстока, конечно, нацепили, но особой радости по поводу того, что вместо вкуснейшего ужина придётся тащиться хорд знает куда, да ещё на ночь глядя, не выказали.
— Ваша светлость, куда прикажете вас сопровождать? — чинно поинтересовался Одли, уже когда мы загрузились
— В Монтруар.
Выражение лиц агентов надо было видеть. Сначала у них округлились глаза и даже из орбит немного вылезли. Потом левый глаз Одли задёргался, не иначе как в нервном тике, а вот Кэрролл быстро-быстро захлопал обоими.
— Что-то не так? — с самым сосредоточенным видом натягивая перчатки, полюбопытствовала я.
— Всё так, просто… — промямлил Одли.
— Просто уже поздно, и пока мы туда доберёмся… — более уверенно продолжил его коллега.
— А меня в последнее время мучает бессонница. Тоска по мужу и всё такое. Свежий воздух пригорода однозначно пойдёт мне на пользу. И не смотрите на меня так. Никто не лишает вас вечерней кормёжки. Поужинаем сразу, как только вернёмся. Но если хотите, я поеду в Монтруар одна. Я буду только «за».
Одну меня, понятное дело, домой не пустили, но пока мы ехали, агенты всем своим видом показывали, что они думают обо мне и моих манерах, о своей теперешней работе в целом и нашей стихийной поездке за город в частности.
— Скажите спасибо его светлости. Если бы не его надо мной магические манипуляции, вы бы даже не узнали о том, что я моталась в Монтруар, и мы бы сейчас сидели за столом и наслаждались кулинарными шедеврами моей поварихи.
— Мы бы всё равно узнали, — хмуро отозвался Кэрролл, сверля меня таким взглядом, словно из последних сил боролся с желанием прикопать меня в ближайшей посадке. — Его светлость поступил правильно, наложив на вас чары.
— Неужели?
Теперь мне хотелось прикопать где-нибудь Кэрролла.
Агент мрачно кивнул:
— Вы подвергаете себя опасности и даже этого не понимаете.
— Быть может, я бы и поняла, если бы вы или Кристофер хотя бы что-то мне рассказывали. Но вы играете в свои шпионские игры, а меня рассматриваете всего лишь как досадную обузу.
— Это не так, — смутилась «вторая половина» Кэрролла.
Не скажу, что лучшая. Я бы их обоих отнесла к худшим.
— Дорогой Одли, думаете, я не знаю, как вы относитесь к своему теперешнему назначению? Все ваши эмоции написаны у вас на лице. Вы меня с трудом переносите, и я, признаться, испытываю к вам то же самое. Мне навязали вас, вам — меня. Я устала чувствовать себя пленницей, но терплю. И вам ничего не остаётся, как поступать точно так же до дальнейших распоряжений вашего начальника и моего деспота-мужа. Поэтому уж простите меня за мой каприз, но я хочу побывать дома. Сегодня. И мне всё равно, что вам это доставляет неудобства.
В обществе этих двух бук о прогулке по окрестностям и любовании закатом не могло быть и речи. К тому же, когда добрались до Монтруара, солнце уже благополучно скрылось за горизонтом, а бродить в густых сумерках по просёлочной дороге — так себе удовольствие. Ветер, как назло, нагнал грозовые тучи. Начал накрапывать дождь, с наступлением вечера заметно похолодало, и настроение тоже больше не располагало к вечерним променадам.
— Оставайтесь здесь, я ненадолго, — велела агентам.
Приподняв
— Рад видеть вас, ваше сиятельство, — улыбнулся пожилой мужчина, помогая мне выйти из экипажа.
И я ответила ему такой же тёплой улыбкой, а уж его ко мне обращение, как к графине, приятно согрело сердце.
— Как дела, Проспер? Дом сильно пострадал от нашествия рабочих?
— Есть немного, — кивнул привратник. — Но обещают уже скоро всё закончить.
— Хорошо бы…
Кивнув Просперу, поднялась по ступеням крыльца и толкнула двери, борясь с желанием зажмуриться. Так боялась увидеть в стенах, которые с детства горячо любила, разруху. Не скажу, что увиденное меня порадовало, но пугаться я всё же не стала. Дом Грейстока сейчас тоже не в лучшем состоянии, но ведь скоро станет как картинка из модного журнала. И Монтруар, обновлённый и исцелённый, тоже засверкает. Надо будет прислать сюда Лейта, пусть поделится своими идеями. Мы с Генри легко нашли общий язык, вкус у него идеальный. Главное держать в узде его фантазию (в отличие от дома Кристофера, который хотелось сжечь и отстроить заново, менять что-то кардинально в Монтруаре я не собиралась) и всё будет замечательно.
Вооружившись обнаруженной в холле керосиновой лампой, я отправилась осматривать первый этаж. Вскрытый паркет, проплешины на стенах, затянутая в чехлы мебель — казалось, этот дом уже давно необитаем. Как будто с тех пор, как я уехала, прошло не две недели, а целое столетие. Гостиная, музыкальная комната, зимний сад — любимое мамино место: всё мрачное, тёмное и какое-то пустое. Дом производил угнетающее впечатление, но я запретила себе расстраиваться. Решено! Так и сделаю. Завтра же попрошу Генри наведаться в Монтруар. Вместе мы вдохнём в этот особняк новую жизнь.
Проведя ревизию первого этажа, отправилась изучать второй. Прежде чем заглянуть к себе в спальню, решила осмотреть левое крыло. Гостевые комнаты, библиотека, отцовский кабинет. Сто лет в нём не была. Помню, в детстве у меня имелась вредная привычка вбегать к отцу без стука. Он всегда на меня за это сердился, правда, больше шутливо, чем по-настоящему, и всё грозился, что накажет. Вот только никогда не наказывал.
После его смерти я обходила эту комнату десятой дорогой. Как и спальню родителей. Просто не находила в себе силы туда заглядывать. Там всё напоминало о них: каждая безделушка, каждая вещь. С тех пор как их ограбили и убили прошло два года, а я так и не смогла их отпустить. Вся их одежда, все мамины украшения — всё осталось нетронутым. Хранилось в спальне. Знаю, это глупо: они ведь не уехали, а умерли, и никогда не вернутся. Но я никак не могла заставить себя расстаться с тем, что напоминало о них.
Наверное, даже хорошо, что Кристофер обнаружил эту мерзость. Появился повод отреставрировать дом, начать всё заново в каком-то смысле.
Поколебавшись, всё-таки вошла в отцовский кабинет. Здесь всё было, как раньше, ничего не изменилось: массивная мебель, тяжёлые охровые портьеры, сейчас плотно задёрнутые; стеллажи, полные книг, и даже стеклянное пресс-папье с позолоченным ободком — всё осталось на своих местах. Всё, за исключением самого главного.
Здесь больше не было моего отца.