Замуж за короля
Шрифт:
– Зла не делают? – переспросила свекровь, уперев руки в бока. – Ты блаженная? Или вчера на свет родилась? – Если говорить об этом мире, то позавчера, но я не стала уточнять. Тон хозяйка терема сменила с истеричного на сердитый. – Вас отлавливают по деревням. Заведется одна, как хворь, и пошла мужиков косить. А всем врёт. То с крыльца он упал, то с коня.
Мне показалось или она обвиняла моровок в убийствах мужей? Приписывала им повадки «чёрных вдов».
– И при чем тут магия? – искренне недоумевала я.
– Правда, что ли, не понимаешь? – нахмурилась свекровь. – Когда тебя клеймили, как скот, не рассказали за что?
Лина – убийца?
– Нет, – эхом повторила я, и свекровь сбилась с обвинительного порыва. – Я не знаю.
Глупо, конечно, права хозяйка. Раз клеймо есть, то должна знать. Но я спать больше не смогу, пока не услышу правду. Версия, что моровки – преступницы, хорошо объясняла плантацию, смотрителей, кнуты и травлю собаками. С заключенными примерно так и обращаются. Всё логично, правильно. Но как барич мог жениться на такой невесте? Этого не объяснить любовью. Даже одержимостью не объяснить. Вилар – не простой человек. Родственник короля. Он не мог. Ему бы никто и никогда не разрешил, а он к Верховному собрался.
– Однако, – цокнула языком свекровь. – Не ведаешь про силу, что вытягиваешь с каждым поцелуем? Про то, как мужиков с ума сводишь, в постель к ним ложишься и забираешь душу? Ты – хворь. Погибель! Моровка! Дурное семя самой Смерти! Сколько женихов извела, пока до моего сына добралась?
Я не шевелясь, а свекровь кричала. «Ну, что, Оксана? Ты хотела правды? Услышала». Вилар привёл домой собственную смерть и назвал невестой. Потому что с каждым поцелуем Лины всё больше сходил с ума. Она – яд. Нет, теперь я. Сказки о ведьмах, забирающих силу у людей и молодеющих от неё – вот они. Сколько на самом деле лет моему новому телу? Надзорные не жгли нас на кострах, но держали в рабстве. Особо буйных сажали в подвалы. Ведь, кроме способности вытягивать жизнь, была ещё и магия. Вира крошила дерево в труху, Лина обменивалась душами. Это не Вилар, это я – чудовище. Все моровки – чудовища.
– Я не хотела, – прошептала я, когда хозяйка замолчала. – Правда, не знала. Не будет свадьбы, я откажусь. Ваш сын не умрёт. Только не из-за меня.
– Не откажешься ты, – вздохнула свекровь и безвольно опустила плечи. – Вилар не услышит. Это уже не мой сын.
Мне стало по-настоящему жаль её. Старший сын, наследник рода – и вдруг вот так. Защищать должен был простых людей от моровок, но сам отравился. Теперь я понимала, почему Лина оказалась в лагере. Вилар убрал её с глаз долой и думал, что из сердца вон, но я всё испортила. Повелась на просьбу смотрителя, подставила барича под проблемы. Именно я подставила, а не Лина. Невеста-моровка спасти его хотела. Душу из своего тела вынула, фактически, на самоубийство пошла… Что теперь делать?
– А если я уйду? – спросила я у свекрови. – Сбегу из терема и спрячусь в какой-нибудь деревне?
– Надзор найдёт, – проворчала она, но я уже сама вспомнила об Алтыне.
Помог Вилару один раз – поможет снова. Невесту барича искать будет, а не простую моровку. Не убивать же меня теперь, чтобы спасти Вилара.
– Голова пухнет, ничего путного не соображу, – простонала я.
– Не отчаивайся загодя, – ответила свекровь. – Вместе покумекаем – что-нибудь да сладится. А пока обещай мне, что Вилара к своему телу не допустишь. Не мне тебя учить женским уловкам. «Кровь идёт, голова болит». До свадьбы проси ждать.
– Хорошо, бария.
– Зови меня «матушка» перед людьми, чего уж теперь. Невестка.
Свекровь кивнула на прощание и ушла из моей спальни.
Долго
– Бария, – позвала чернавка, и я очнулась от раздумий в горнице над рукоделием. Испуганно покрутила головой. К кому обращались? Я здесь одна. – Бария, – повторила девушка, – барич к нему пожаловать просили.
Это кто же распорядился так меня называть? Вилар уже женой считал или его мать разобралась с моим происхождением? Я отложила рукоделие и пошла за служанкой. Смотреть в глаза баричу стало страшнее, чем раньше. Особенно после вчерашнего. Теперь он был уверен в ответном чувстве, и отшивать его стало в разы сложнее. Моё «нет» железобетонной твердости в голове одержимого страстью мужчины прозвучит как: «ой, да, но я обязана поломаться. Завоёвывай меня, Вилар, завоёвывай». Ох, засада! Пошла бы уже, в самом деле, менструация. Дней на пять хватило бы. Хотя целоваться она не мешала. Мда.
Вилар ждал в кабинете. Так я назвала комнату со столом, свитками, чернильницей и личным писарем. Молодой мужчина с причёской «под горшок» усердно выводил буквы на бумаге. Ему бы шапку, характерное косоглазие – и вылитый Федюнчик из «Иван Васильевич меняет профессию». Я залюбовалась, как он растопил красный сургуч на пламени свечи, накапал лужицу на бумагу и Вилар приложил к ней перстень. Личная подпись, значит. Пафосно в новом мире проходил ритуал деловой переписки.
Я смиренно ждала на пороге, когда мужчины закончат с делами. Писарь уже дважды мельком на меня посмотрел, но шевелить руками быстрее не стал. Аккуратно скатал письмо в трубочку и положил в походный тубус.
– Доставь Верховному, – распорядился барич. – Да поживее.
Писарь забрал свиток и ушёл, кланяясь. Полетела СМС-ка в надзор с просьбой поженить убийцу и её жертву. Господи, как сбить Вилара с этой идеи? Хороший ведь человек, зачем умирать? Что его остановит после свадьбы в первую брачную ночь? Своё будет брать.
– Как спалось? Сладко? – спросил барич.
Тёмные глаза больше не светились безумием, и выглядел он довольным. Вдруг показалось, что можно просто поговорить. Ещё раз всё объяснить и отказаться.
– Вилар, прости, – с трудом выталкивала я слова. – Не могу выйти за тебя замуж.
Барич нахмурился и сложил руки на груди. Объяснений ждал? Что ж, я продолжила:
– Нам нельзя быть вместе. Я – отрава твоя. Погибель. Не сдержишься, дашь волю чувствам. За поцелуями ласки будут. Потом… постель, – я не могла больше говорить. Язык к нёбу присыхал, стоило вспомнить, как я голову теряла в его объятиях. Нужно взять себя в руки! Немедленно! – Вилар, я не хочу забирать у тебя силу! Лучше мне вернуться обратно в лагерь!