Замуж за принца
Шрифт:
— Это ненадолго.
Я похолодела от ужасающей бесповоротности и непоправимости, которой повеяло от этих слов. Откуда она знала, что Роза при смерти? И тут я вспомнила о тайном ходе, соединяющем ее комнату со спальней Розы. Неужели она слышала нас со своей постели? Все это время, пока я считала ее мертвой, она слушала стоны Розы и мои отчаянные молитвы.
— Я последняя в цепи престолонаследия, — провозгласила Миллисент, — и со смертью Розы трон переходит ко мне. Давно пора.
Она выглядела и вела себя как безумная, но я не могла отрицать того, что в ее словах есть определенная доля правды. Если
— Даже Флора с этим согласилась, верно?
Миллисент смотрела на меня широко раскрытыми глазами, само воплощение невинности. Упоминая имя покойной сестры, она играла на моих чувствах.
— Она знала, что мой брат был бездарностью. И все же он принял бразды правления, оставив на мою долю великую задачу поиска мужа. Ты только представь себе это, Элиза! Неужели ты смогла бы этим удовольствоваться?
Я всегда поддерживала идею того, что Роза должна унаследовать трон. Как же мне было не сочувствовать Миллисент. Той женщине, которой она некогда была, чьи невостребованные таланты оказались задушены традициями?
— В эти трудные времена королевству нужен сильный вожак, — продолжала Миллисент. — Я буду вашим спасителем!
Осознавала ли она, как сильно ее победный клич напоминает квохтанье безумца? Или ей просто не было до этого дела? В этой восседающей на так долго ускользавшем от нее троне самодовольной фигуре до сих пор ощущалось что-то величественное. Я стояла у края помоста, запрокинув голову и глядя на нее снизу вверх. Эта заискивающая поза вызвала на ее лице кривую улыбку.
— Ты сделала для Розы все, что могла, но уже слишком поздно. Давай отметим начало новой эры. Смею тебя уверить, Элиза, это будет отличаться от всего, что ты когда-либо видела.
Она с трудом встала, сжимая одной рукой подлокотник трона и вытянув вперед другую. Тускло сверкнуло золото, и я увидела на ее пальце перстень короля Ранолфа. Перстень, который из поколения в поколение передавался от отца к сыну как символ права на престол. При мысли о том, как Миллисент снимала его с безжизненной руки короля Ранолфа, меня охватила непреодолимая ярость. Ее жажда власти уничтожила королевскую семью и превратила величественный замок в кладбище. А сама она восстала из пепла, злорадствуя над поверженными противниками и наслаждаясь одержанной победой.
Миллисент ткнула перстень мне в лицо, требуя полного подчинения. Ее пальцы с узловатыми костяшками оказались в дюйме от моего лица, и я вдруг ощутила, как врезается мне в бок рукоять кинжала за поясом. Одним стремительным движением я схватила ее за руку и изо всех сил рванула на себя. Утратив равновесие, она рухнула с помоста, с глухим стуком упав на пол. Несмотря на весь свой зловещий вид, Миллисент была просто старухой, и ее хрупкое тело было не в состоянии сопротивляться моему свирепому натиску. Накидка слетела с ее плеч, а юбки задрались, обнажив тощие руки и ноги. В других обстоятельствах это жалкое зрелище могло пробудить у меня сострадание. Но в моей душе не осталось ни капли сочувствия к Миллисент. Я не могла позволить, чтобы королевством, несмотря на всю его нынешнюю слабость, управляло подобное существо.
Я выхватила кинжал из-за пояса
Рот Миллисент раскрылся в беззвучной агонии. Она мучительно пыталась сделать вдох. Я попятилась, отстраняясь от собирающейся у моих ног лужи крови. Ее скрюченные узловатые пальцы хватали пустой воздух, а тело корчилось и извивалось по мере того, как его медленно покидала жизнь. Наконец-то она выглядела как самая обычная старуха, беспомощная и безвредная, и на мгновение я ужаснулась делу своих рук. Но тут я увидела ее глаза. В них горела ненависть, не оставившая сомнений в правильности того, что произошло. Пока была жива Миллисент, надо мной и Розой нависала смертельная опасность.
Однажды Миллисент уже удалось меня одурачить. Я думала, что ее забрала чума. Я не имела права повторять эту ошибку. Ее судорожные движения становились все медленнее, глаза закрылись, и наконец она затихла. Я осторожно шагнула вперед, присматриваясь к ней в поисках признаков жизни. Руки и ноги Миллисент были неподвижны, и ее грудная клетка не вздымалась. Ее рот распахнулся в вечном тщетном крике.
Почему же ее истошные вопли продолжали терзать мой слух?
Я обернулась назад. В дверном проеме стояла моя племянница Приэлла. Ее глаза были широко раскрыты от ужаса, и она кричала так громко, что, казалось, способна была разбудить даже мертвых.
Если бы только это было возможно.
Я бросилась к ней, но ни мое окровавленное платье, ни стиснутое в моей руке орудие убийства ничуть ее не успокоили. Дрожа всем телом, она отшатнулась, уклоняясь от моей попытки ее обнять. Я, как могла, вытерла кинжал о подол юбки. Я знала, что уже никогда не надену это платье.
— Приэлла, слава Богу, ты жива, — воскликнула я. — Прошу тебя, не бойся, я все тебе объясню.
— Я думала... — срывающимся голосом начала Приэлла, — я думала, здесь я буду в безопасности. Когда в тот день ты пришла к моему дому...
— Ты была в доме? Это твое лицо мелькнуло в окне?
Приэлла кивнула.
— Когда я получила твое письмо, я сделала все в точности так, как ты говорила. Я закрылась внутри и стала ждать родителей. Они уехали, как только окончилась война, чтобы восстановить торговлю с нашими партнерами на севере.
Родители Приэллы ехали по тем же дорогам, по которым возвращались солдаты. Это означало, что они оказались в облаке чумы. Я уже предвидела, чем закончится рассказ Приэллы.
— Они сказали, что их не будет всего несколько дней. Я ждала и ждала, но они так и не вернулись. Как только разнесся слух о чуме, слуги сбежали. Они сказали, что попытаются спастись за городом. Но я помнила твое предостережение, и я осталась. Одна!