Замуж за принца
Шрифт:
Обрывки новостей, которые ходили по замку, говорили об обратном, рассказывая о бегущих перепуганных мятежниках. Возможно, эти истории отражали наши чаяния, но они могли создаваться специально, чтобы не позволять нам упасть духом.
— Наши люди настроены решительно, — заверил меня сэр Уолтур, — ив конце концов они обязательно победят. Но наша армия ослаблена, чего никто не ожидал. Если король вернется с головой Марла де-Роли, но только с половиной своих рыцарей, станет ли это поводом для радости?
Половиной рыцарей? Я не верила в то, что это возможно. Эту армию возглавляли люди, с которыми Дориан дружил с детства,
— А если бритнийцы встанут на нашу сторону? — спросила я.
— Победа будет за нами, — ответил сэр Уолтур. — Бритнийцам присуща определенная безжалостность, которой недостает нашим людям. Полагаю, это обусловлено необходимостью жить в их убогой и обездоленной стране. Смерть в их стране настолько привычное явление, что они ее не боятся и дерутся до самого конца. Другой вопрос — можно ли им доверять. Скорее всего, за их услуги торгуется и Бауэн. Во всяком случае в этом у нас есть преимущество. Наша сокровищница гораздо убедительнее жалких средств де-Роли.
— Бритнийский король ни за что не обратит оружие против нас! — воскликнула я. — Он поклялся королю Ранолфу в своей дружбе.
Сэр Уолтур расхохотался, и в этом горьком смехе не было и следа веселья.
— Ты наслушалась сентиментальных сказок королевы. Военные союзы скрепляются деньгами, а не дружбой.
Я знала, что армии часто продаются и покупаются за мешки с золотом. Но то, что сэр Уолтур так походя принимает подобное положение дел, я восприняла как предательство убеждений его собственного сына. Дориан любил роскошную одежду и изысканную еду, но он никогда не стремился к богатствам. Он сражался потому, что был наделен душой солдата и считал почетным пролить кровь на службе правому делу. Не все воины стремились к войне как способу набивать карманы.
Сэр Уолтур резко встал, с грохотом отодвинув стул назад.
— Я должен вернуться в Зал заседаний, — произнес он, потянувшись к одной из свечей, освещавших наш стол. — Утром мы отсылаем бритнийцам наше предложение. Осталось всего несколько часов для того, чтобы просчитать, сколько мы готовы заплатить за победу.
Обойдя стол, он подошел ко мне и положил руку мне на плечо.
— Ты хорошо служишь моему сыну, — тихо добавил он. — Я сделаю все, что смогу, чтобы вернуть его домой.
Сэр Уолтур не был склонен к эмоциональным излияниям, и я знала, что его слова практически равняются признанию в том, что он успел меня полюбить. А если бы я подарила Дориану наследника? Как он ценил бы меня в этом случае? Мое пустое лоно болезненно заныло.
Шаги сэра Уолтура начали удаляться и постепенно стихли в конце коридора. Я завершила ужин в одиночестве при тусклом свете оставшейся свечи. Я понятия не имела о финансах королевства, но полагала: обеспечить себе преданность бритнийцев золота нам хватит. Я не сомневалась в том, что королева Ленор опустошит казну, если это понадобится для благополучного возвращения короля.
Похоже, к просьбам сэра Уолтура хранить молчание прислушались, потому что в последующие дни я не слышала о бритнийцах ровным счетом ничего. И лишь несколько недель спустя до нас дошла информация об их появлении на поле боя. Эту новость восприняли с таким ликованием, как если бы речь шла уже о победе. Тех же бритнийцев,
После сообщения о бритнийском подкреплении с севера какое-то время ничего не было слышно. Я помню эту бесконечную вереницу дней, когда мы тщетно ожидали новостей. На стенах замка выставили дополнительную охрану, и каждый стражник надеялся первым заметить гонца, скачущего под королевским флагом. В городе отпраздновали наступление Пасхи, но на этот раз вместо веселых гуляний все королевство провело праздник в молитвах и размышлениях, воздержавшись от танцев и игрищ. Королева Ленор застывала всякий раз, когда отворялась дверь ее покоев, но ее плечи разочарованно опускались при виде леди Уинтермейл или служанки, явившейся с очередным тривиальным вопросом. Роза пыталась развлечься с помощью литературного творчества, на долгие часы уединяясь в своей комнате с тем, чтобы создать очередное стихотворение, воспевающее победу ее отца. Я радовалась тому, что она изыскала способ занять себя и одновременно отвлечься от тревожных мыслей, и подсовывала ей свечи, чтобы ее служанка не докладывала королеве, как часто Роза что-то пишет бессонными ночами.
Именно в эти бесконечные дни ожидания Флора вступила на путь окончательного угасания. Хотя она лежала, безразличная ко всему, и в ее теле едва теплился огонек сознания, я не отходила от ее постели, не желая, чтобы свои последние часы на земле она провела в одиночестве. Иногда я сидела молча, держа ее за руку, иногда молилась. Я не знаю, что побудило меня спеть ей в тот последний вечер. Флора рассказала мне, что за время своего недолгого ухаживания Лоренц научил ее этой простой народной песне, и я подумала, что, возможно, она вызовету нее последние воспоминания о былом счастье.
— Мама.
Мне пришлось наклониться совсем низко, чтобы убедиться, что мне не послышалось. Ее глаза были закрыты, как если бы она спала.
— Мама. Его больше нет.
В слабом голосе Флоры все еще слышались нотки юной девушки, только что пережившей крах своей любви. Я погладила ее руку, не зная, чем еще я могу облегчить ее страдания.
— Почему? Почему он меня оставил?
Слышать, как она заново переживает самоубийство Лоренца, было невыносимо. Я не хотела, чтобы его смерть омрачала ее собственный уход. Иногда нам не дано узнать правду, и я считала, что она не должна провести последние мгновения на земле, терзаясь из-за событий, оставшихся в далеком прошлом. Ее конец должен быть умиротворенным, — решила я. Она это заслужила.
— Он ждет, — прошептала я. — Иди к нему.
Дыхание Флоры стало более размеренным. Я наблюдала за тем, как тяжело дается ей каждый вдох и выдох. Затем она нерешительно просипела:
— Элиза.
От неожиданности я вздрогнула, но поспешила наклониться почти к самому ее лицу.
— Да, я здесь.
— Мне так жаль. Прости.
Я покачала головой, подыскивая слова, чтобы успокоить умирающую.
— Тсс. Вы ни в чем передо мной не провинились.
Каждый мучительный звук ее голоса прерывался хриплыми вздохами, но, собравшись с силами, она смогла произнести свое прощальное предостережение: