Замужем за облаком. Полное собрание рассказов
Шрифт:
– О чем спросила ты?
Ава покачала головой:
– Этого я тебе не скажу. Впрочем… – Она умолкла, поднялась и подошла к окну.
Я не двигался, ожидая какого-нибудь сигнала или подсказки, что делать: идти к ней или сидеть на месте, заговорить или молчать…
Она провела пальцем широкую дугу на запотевшем стекле. При этом движении я почти физически ощутил холод и влагу кончиками собственных пальцев. Ее следующая фраза меня совершенно обескуражила.
– Эймон Рейли когда-нибудь рассказывал тебе о своем прошлом? О
– Эймон? А его это разве касается?
– Еще как!
Ава начала быстро водить по стеклу обеими ладонями, словно стирала какую-то надпись. Затем она повернулась ко мне:
– Просто ответь на мой вопрос – поверь, все это взаимосвязано. Ты что-нибудь знаешь о его детстве?
– Нет.
– Отец Эймона был пилотом. Он годами терроризировал всю семью, избивал их и вытворял другие жуткие вещи – словом, отъявленный садист. Среди его любимых видов пытки был такой: он раз за разом пролетал на небольшом самолете над самой крышей их дома, зная, что вся семья находится внутри. Эймон говорил, что им было очень страшно – мать и дети прятались под кроватями или в погребе, уверенные, что рано или поздно самолет врежется в дом и всех убьет.
– И чем все закончилось?
– Ко всему прочему, он был еще и пьянчугой. И однажды погиб, свалившись на машине с моста.
– Боже! Так вот почему Эймон такой… с заскоками?
– Да. Однажды он настолько меня взбесил, что я отвесила ему изрядную оплеуху. И после этого он рассказал мне кое-что о своем детстве. Тогда-то я начала понимать, что за этим стоит. Его выходки раздражали меня не меньше прежнего, но я уже не удивлялась. При таком детстве – чему тут удивляться…
– Жуткое дело. Бедняга.
– Да уж. Не знаю, из-за этого ли он такой странный, но пережитое, несомненно, повлияло.
– Но как это связано с твоей историей про безмолвное дитя? – спросил я, скрещивая руки на груди.
– В тот день Ламия сказала мне, что я – часть проклятия.
Я медленно разъединил руки, не зная, куда их теперь пристроить.
– То есть ты проклята?!
В этом возгласе соединились недоверие и отчаяние. В такие моменты обнаруживаешь, до чего беспомощными могут быть твои руки и голос. Они скорее являются обузой, не умея реагировать на внезапно свалившуюся напасть в виде одного только слова – «проклятие», или «смерть», или «рак».
Она покачала головой:
– Не совсем так, я – часть проклятия. Но, учитывая мою роль в этой истории, меня можно назвать и проклятой. Ламия предсказала, что после возвращения в Америку я забеременею, и это случилось. И еще было предсказано, что я передам своему ребенку проклятие: он будет обречен в точности повторить жизненный путь своего отца, желает он того или нет. Возможны лишь мелкие, несущественные отклонения.
Ава замолчала, глядя на меня в упор. Видимо, ждала, когда до меня в полной мере дойдет смысл сказанного.
– А она не сказала, кто будет
– Нет, но она сказала, что человек, от которого я забеременею, несет в себе проклятие.
– Этим человеком могу быть и я, Ава.
– Можешь быть и ты. Это станет ясно после анализа ДНК, но я хотела поговорить с тобой до того. Так или иначе, тебе в этом деле отведена не последняя роль.
– Надо полагать, – произнес я зло и цинично, против своей воли.
У меня и в мыслях не было ее уязвить, но почему она сообщила мне все это только сейчас? Разве нельзя было сделать это раньше?
Возникла пауза.
– Я люблю тебя, Ава, но эта история – какой-то бред, абсолютный бред. Напоминает «Тысяча и одну ночь»: безмолвное дитя, джеллум, проклятие… Как ты можешь в это верить?
– Это подтверждается событиями, которые случились с тех пор. Все предсказания Ламии сбылись: моя беременность, роман с Эймоном и – в особенности – ты.
– Что значит «в особенности»?
В этот самый момент стиральная машина, работавшая в глубине комнаты, прекратила урчать и запикала, сообщая о завершении программы. Ава умолкла; и по ее виду было непохоже, что я скоро получу ответ на свой вопрос. Я скорчил гримасу, встал и направился к машине, чтобы извлечь белье. Наклонился и открыл дверцу.
– Ава?
– Что?
– Наша стиральная машина заполнена буквами.
Я разложил на ладони влажную белую букву «К» и показал ее Аве. Дюймов десять в длину, вырезана из ткани. Я снова заглянул в машину: вместо нашего белья там лежала сырая груда прописных букв.
Ава не выказала удивления. Более того, она кивнула, когда я продемонстрировал букву.
– Да, это я их туда положила.
– Ты? А где же белье?
– В ванной.
– Но с какой стати? Зачем ты это сделала? Что означают эти буквы?
– Вытяни еще четыре. Не глядя – просто сунь туда руку и наугад возьми четыре буквы. А потом я объясню, что это значит.
Я хотел еще что-то сказать, но передумал. Засунув руку в барабан машины, я поворошил влажную и мягкую груду матерчатых букв и начал вытаскивать их по одной, как вытягивают номера при игре в бинго. Когда их набралось четыре, Ава велела разложить буквы на полу в линию, чтобы образовалось слово. Буквы были такие: К, В, Ц, Р и О.
– Из них никак не составится слово, тут всего одна гласная, – сказал я.
Она находилась довольно далеко и не могла разглядеть буквы.
– Скажи, что ты вытянул.
– К, В, Ц, Р и О.
Она хлопнула ладонями и по своим коленям:
– Те же самые буквы вытянул Эймон!
– Что? Эймон тоже этим занимался? Ты и его заставляла вытаскивать буквы из стиральной машины? – Я едва не сорвался на крик.
– Да, это был тест для вас обоих. Я заранее знала результат, но все равно должна была проверить.
Судя по ее тону, это была сущая безделица, – мол, чего я так разнервничался?