Замыкание времени. Стихи разных лет
Шрифт:
И беззвучны копытца бегущих минут:
Укололи губу мне ресницы твои ... Напои!
Ведь на грани вчерашних и завтрашних дней —
осязанье верней!
И оно не предаст, как подпольщица-память, храня
Шопот всех голосов, что услышала ты до меня!
И оно не оглянется, не принесет в этот час
Очертанья и отблески всех для меня открывавшихся глаз!
Посреди темноты —
Осязанье одно разорвет заколдованный круг:
Только
А не тридевять рек и не тридевять рук!
Осязанье — оно отрицанье всего, что о чем-то ином...
Осязанье — оно не зовет сохранить ничего!
Осязаньем живем!
ШАГ ВТОРОЙ
Всего-то: серая Нева
Да узкие дворы.
Булыжник, чахлая трава,
Ступеньки лестниц — как слова.
Дверей старинные права —
И город — вне игры!
Чужой, едва знакомый дом,
И сдвинута на край
Подушка, смятая плечом,
И — низкий столик. И на нем
Светящийся глухим огнем
Стеклянно-рыжий чай.
И небу в окне не спится, и небо в окне томится,
И ни оно ни ты
Не знаете, чем разрешится
Настойчивость духоты.
Крыши еще сухие: ветер зубрит азы...
Смещаются мостовые в контрастном свете грозы!
Контрастный свет ожиданья:
Как сфинксы — дальние зданья и яблоки на столе,
И... что еще в этой мгле?
Город под объективом — мгновенен, как синий взрыв
Съемки.
И — ливень, ливень — в каменные дворы!
Небо дождем истекает.
(Потом?)
Двери внизу —
Зуб на зуб.
Ложки в стаканах вызванивают грозу!
Окна в штриховке черной —
Зачеркнут сфинкс!
Милая! Зачеркнут... О чем ты?
Спи...
ШАГ ТРЕТИЙ
Всего-то: прибалтийский пляж,
И над водою — гам.
Мой байронический апаш,
И ветерок, входящий в раж,
И лес, еще совсем не наш,
И вереск по ногам.
Да электрички дальний вой,
Да близкий блеск кольца...
И пальцев перламутр живой,
И плечи тронуты травой,
И у меня над головой
Свет твоего лица...
Однажды ведь было это:
Ступая по теплой хвое,
Ты медленно входишь в лето.
Еще видна за спиною
Весна...
Находим — теряя.
Прошлое вроде пляжа,
Где не пройти меж тенями, не задев ни одной, и даже...
Ступаем ведь не по тени:
Себя — которые завтра —
Только ценой потери
Находим.
Как в сене булавку
Среди трухи, среди тысяч травинок сухих прошлогодних
Друг друга по отблеску ищем,
Себя же теряя,
Под гул аккомпанемента, шпицрутены взглядов —
сквозь строй
Болтающих вдохновенно только о нас с тобой!
Прибой заглушит их. А помнишь — фарой перст утыкая,
Носилась «скорая помощь», набитая языками?
Ни находки у них, ни потери, у тех, кто когда-то сами
Постояв у запретной двери, поныне локти кусают!
И еще — норовят изранить, пока идем мы с тобою
По самой зыбкой из граней — по грани песка и прибоя,
Наступаем на кружево белое...
Болтуны, что за приступ штиля?
Или просто им надоело? Просто — отговорили?
А нам еще целую вечность, утопая в песке, как в сплетнях,
Ступать, обжигая кожу,
По себе, по семнадцатилетним, и по тридцатилетним тоже,
По прошлому, через «больно», только в себя веря...
Себя теряем, но большее находим взамен потери!
Гул моря в ушах. Свободны! За горизонтом судно...
Плечи твои — солнцу, только солнцу подсудны!
Из снегов прибоя мгновенных три шага — и в самое лето!
Вскипает морская пена...
...Гомер, когда же всё это
было?..
V. ОТКРЫТИЕ ОТКРЫТОГО
Слово — искра в движении нашего
сердца. Когда она угаснет, тело
обратится в прах и дух рассеется,
как жидкий воздух!..
(«Премудрости Соломона» 11,2)
«Грааль скорбей несем по миру ми,
Изгнанники, скитальцы и поэты.»
(М. Волошин)
* * *
М. Юдкевичу
Живем! И — вопреки тому,
Что каждый хан плетьми нас бить велит,
Мы, скоморохи и мыслители —
По недосмотру? По чьему?
Живем, уже который раз
Ломая и храня традиции:
Вон в Роттердаме жив Эразм
По недосмотру инквизиции!
Во славу глупости живем?
Во славу шутки? Шутка злая...
И аккомпанементом лая
Нас провожает каждый дом.
А впрочем, как-то грянул гром
По недосмотру Николая:
Ведь он такого не хотел!