Замыслы (сборник)

Филипенко Саша

Я не смог найти работу. И теперь уже, наверное, не смогу. Я не смог перебороть обстоятельства. И теперь уже вряд ли переборю. Я признаю, что остаток своих дней буду жить так, как живу, хотя я верю, что, может, чтонибудь хорошее и случится. Я не говорил тебе раньше, но, знаешь, из денег, которые ты переводишь мне, я всегда откладываю на лотерейные билеты. Я верю, что мне обязательно повезет – страна у нас все-таки маленькая…».

Саша ждал подобного письма много лет. Ждал, несмотря на то, что, как ни старался, не мог вспомнить о своем отце ничего хорошего. Саша вспоминал, как отец ссорился и дрался с матерью, вспоминал, как в день переезда в

Москву пьяный отец не смог подняться с кровати, чтобы проводить сына. Саша вспоминал, как папа пришел на его выпускной, пришел пьяный. Как отец вырывал цветы у директрисы и после уснул в актовом зале. Саша вспоминал, как смеялись его одноклассники, как кто-то фотографировался на фоне его спящего отца, – и, несмотря на это, каждый день ждал заветного письма.

Письмо не приходило. Приходили сообщения, из которых Александр узнавал, что заболела мама, что у мамы начался климакс. Отец писал, что ей очень плохо, что многие женщины переносят климакс довольно спокойно, но это не наш случай. Маме худо. Жар. Бессонница. Депрессивное настроение. Кажется, мама начала резко седеть. Она все время плачет. Врач прописал кучу дорогих лекарств. «Ты мог бы посмотреть в Москве, быть может, у вас они дешевле?» (хороший ход). «У меня-то, ты сам знаешь, денег совсем нет, поэтому пока лечим маму, чем можем, но нужны гели, таблетки, пластыри. И, привычная, концовка: Напиши, как у тебя дела, как дочь, как жена? Я тебя очень люблю и целую, пап…».

Текст пропадает. На экране высвечивается имя друга – звонит Гёба. Именно он, как правило, подгоняет мне халтуры. Можно сказать, что Гёба мой Морковин. Я, соответственно, его Татарский. Мой друг должен был умереть еще лет десять назад, но своевременный переход на тяжелые наркотики оживил его. «С чего это я должен сдохнуть? – часто вопрошает Гёба. – У меня продукт прямиком из федерации велоспорта – лучшего дилера во всей Европе не найдешь!» – что правда – то правда! Вещи ребята подгоняют знатные.

Гёба занимается абсолютно всем. Вместе мы проводим дни рождения высокопоставленных чиновников, расписываем рекламные кампании средств для похудания, выдумываем скандалы звезд в твиттере. Будучи исключительным фриком, Гёба водит знакомство с большим количеством неприлично богатых людей. Я называю его продюсером-примитивистом. Собственно, таковым он и является. Гёба обладает удивительной способностью клянчить деньги у состоятельных полудурков. Это его, пожалуй, единственный и настоящий талант.

Несколько лет назад Гёба попал к нам в отдел. Попал благодаря моей протекции. Нельзя сказать, чтобы Гёба был сильным автором, но, время от времени, шутил неплохо. Я уговорил Нино посмотреть его. Нино кивнула. И началось… Вы довольно наивны, если полагаете, что в отделе, где люди сочиняют шутки, – все сплошь и рядом добряки и весельчаки. Все ни разу не так. Все ровным счетом наоборот. Гёба оказался к этому не готов. Сейчас вы поймете, о чем я. Среди сценаристов существует негласное правило: если кто-то написал что-то несмешное – ему не говорят: «Это не смешно!», в таких случаях, как правило, произносят: «Старина, подумай еще, покрути в другую сторону». В общем, так принято, но не всегда. Гёба столкнулся с совершенно другой, изматывающей историей. Буквально с первого дня его стали смешивать с дерьмом. Стоило Гёбе открыть рот, стоило пошутить только – Хасид и Капитан тотчас высмеивали его. Дедовщина, о которой во многих воинских частях могли только мечтать. Старые авторы даже не утруждали себя поиском корректных формулировок: «Что это за второканальное говно?!» – возмущались они, и Гёба поплыл. Гёба писал, и ничего не утверждали, Гёба прятал в своих скетчах шутки Вуди Аллена и Стивена Фрая, и ему все равно

говорили, что он делает полное дерьмо. Я помню, как на одной из читок, после очередной попытки Гёбы, прозвучала ставшая впоследствии знаменитой фраза Капитана: «Да, авторов куча, а сценаристов нет».

Каждый день, какую бы смешную репризу ни выдавал Гёба, – никто не смеялся. Все сидели с каменными лицами. Более того, я видел, как старые авторы эти лица разыгрывали. Гёбу ненавидели за то, что он никогда не играл в клубе веселых и находчивых. У Гёбы не было необходимого (как им казалось) жизненного опыта. Гёба априори не мог шутить смешно. Наши бравые ребята искренне полагали, что лишь клуб веселых и находчивых выпускает звезд. В общем, Гёба попал в самый веселый, а значит, и самый невыносимый ад. До определенного времени Нино не вмешивалась, но после того как сам шеф, при всех, похвалил Гёбу на съемочной площадке, к травле подключилась и она. В конце концов Гёба не выдержал и ушел. Какое-то время он даже немного обижался на меня, но что я мог сделать, если он действительно шутил нестабильно?

Есть такая игра: Дед Мороз выставляет вокруг елки стулья, водит хоровод и по хлопку предлагает малышам занять место. Гёба был ребенком, который вечно оставался без стула. С самого детства Гёба мечтал занять чье-нибудь место. Меньше всего он хотел оставаться самим собой. Именно это желание подтолкнуло его работать в отделе. В конце концов, Гёба осознал, что может быть неплохой прокладкой между людьми. Раз он ничего не умеет сам, он может заниматься сводничеством. Как результат – Гёба стал широко известным городским сумасшедшим. Он постоянно в чем-то участвовал. Проекты, проекты, проекты. Гёба так преуспел в своем деле, что со временем стал обладателем недвижимости в стране великого Федерико Гарсии Лорки и, кажется, даже похорошел. Впрочем, тут, скорее всего, помогли наркотики.

На этот раз, в одной из пьяных бесед, Гёба убедил какого-то парфюмерного магната пожертвовать на художественный фильм. Никакого фильма не было. Не было сценария. Не было даже замысла, но Гёба хотел новую машину. Магнат согласился, но потребовал, чтобы в главной роли снялся его любимый актер – эталон духовности. С духовностью у озвученного персонажа было ровно столько же общего, сколько у людей, которые в советские времена расстреливали священнослужителей, но Гёба и не думал спорить.

Мне эта идея сразу не понравилась. Я знал, что святоша попытается оттяпать огромный кусок нашего пирога, но Гёба довольно доходчиво объяснил, что без предварительного согласия актера мы не получим даже аванс. Аргумент. Я согласился. Мы встретились с агентом актера. Агентом актера оказался батюшка. Я не шучу.

– Отец Андрей, нам очень нужен Петр для съемок.

– Петр сейчас не может. Петр на Соловках. Петр молится.

– Слушайте, а он не может попросить, чтобы Господь повисел на линии?

– Как вам не стыдно!

– Отец Андрей, очень хороший, важный фильм будет! Вот наш сценарист, Саша Филипенко. Чрезвычайно талантливый парень. Вы ведь видели программу, в которой четыре ведущих читают газеты и обшучивают новости?

– Да, я ее очень люблю.

– Ну вот, а Саша один из сценаристов. Все лучшие шутки пишет он.

– Это неправда! Все лучшие шутки пишут Хасид и Флюгер. Я пишу худшие.

– У вас есть сценарий?

– Нет, сценария у нас пока нет, но есть средства! Большие средства! Мы хотим писать сценарий под Петра. Только он сможет справиться с этой ролью. Лучше никто не сыграет! Очень, очень нужна ваша помощь, отец Андрей!

– Понимаю…

– Вы же видите, что творится вокруг! Никакой духовности! Того и гляди – вашего брата опять начнут вешать на фонарях…

– Господь с вами!

– Еще никогда не было наше общество так разобщено!