Занавес приподнят

Колесников Юрий Антонович

— Да, но лучше все же быть простуженным, чем остуженным, коллега!..

В Бухаресте на Северном вокзале профессора Букура встречали дочь и шофер. В присутствии дочери Букур вел себя так, как это было принято в высшем свете. В ответ на приветствие Морару он указал ему на свой багаж и сухо приказал:

— Позовите носильщика!

Морару предложил свои услуги, но профессор резко возразил:

— Извольте не торговаться… Я сказал: пригласите носильщика! Надеюсь, вы слышали?

Морару подчинился. Его умиляло бережное к нему отношение

старика, но в данном, случае оно могло обернуться крупными неприятностями. Надо было как можно скорее покинуть вокзал и увезти багаж. Между тем найти свободного носильщика в густой толпе приезжих и встречающих, отъезжающих и провожающих было нелегко. Из окон вагонов, с лесенок тамбуров, из гущи толпы то и дело раздавались разноголосые выкрики:

— Хамал! [68]

— Трегер! [69] Трегер!..

68

Носильщик.

69

Носильщик.

Носильщиков буквально осаждали и брали приступом. Станционная прислуга полностью была поглощена обслуживанием пассажиров, преимущественно немцев, спешащих занять свои места в стоящем составе, на вагонах которого красовались большие эмалевые таблички с надписью: «Бухарест — Прага — Берлин». Пассажиры, скупившие в столице Румынии все, что еще оставалось от английских, французских, бельгийских и голландских импортных товаров, отправлялись в фатерланд, обремененные на редкость обильным и тяжелым багажом.

Букур нервничал. Багаж с «лекарством» в купе. Все пассажиры давно покинули вагон, а Морару нет и нет. Букур попытался раз-другой окликнуть носильщика, но его голос утонул в общем шуме и выкриках торговцев-разносчиков. Они сновали по перрону, умудряясь никого не задеть своими лотками, и певучими голосами предлагали товары:

— Минеральная вода «Борвиз»! Холодное пиво «Азуга»! Марочное вино «Котнар»! Шампанское «Рейн»!..

— Шоколад «Королева Мария»! Пирожные «Плезир-де-дам»! Конфеты «Сушард»!..

— Марципаны «Хердан»! Бутерброды «Салам де Сибиу»! Бублики «Гаджел»!..

— Журнал «Реалитатя илустратэ»! Биржевой журнал «Аргус»! Красочные фотографии шикарных дам из дома «Казанова», от которых у вас, господа мужчины, встанут часы!..

— Минеральная вода «Борвиз».

Наконец Морару привел взмокшего носильщика. Прилаживая ремень к чемоданам, он не переставал ворчать:

— Понаехало швабов, будто на ярмарку! Хватают все, что попало, как голодные свиньи… Одному отнес три тяжелых сундука, точно чугуном набитых; говорю ему, герр мой хороший, надо бы за такую тяжесть прибавить малость на чай, а он — «никс фарштей!». Небось сундуки набивать нашим добром фарштеел, а расплачиваться — «никс»!.. Оберут германы нашу «патрию муму» выпотрошат дочиста, как крысы в голодный год… Ей-ей… Помяните мое слово!..

Букур с интересом прислушивался к причитаниям носильщика и в знак одобрения украдкой подмигнул

Морару. Когда носильщик двинулся в путь с закрепленными на ремне и перекинутыми через плечо чемоданами, Букур шепнул шоферу:

— Не отставайте от него…

На привокзальной площади Морару уложил чемоданы на заднее сиденье старенького «шевроле», оставив место для дочери профессора, сел за руль, но, прежде чем включить мотор, внимательно посмотрел по сторонам, поправил зеркальце на лобовом стекле, чтобы в пути наблюдать, нет ли за ними «хвоста».

Волнение и настороженность Морару не ускользнули от Букура. И чтобы успокоить его, он легонько похлопал его по колену, дескать, не беспокойся, все идет нормально, продолжая в то же время рассказывать дочери о впечатлениях от поездки.

Благополучно миновав весь путь от вокзала до улицы Мынтуляса, машина свернула во двор особняка, мягко подкатила к мозаичным ступенькам широкой лестницы, ведущей к парадному ходу. Не выходя из машины, профессор Букур попросил дочь прислать прислугу помочь шоферу внести в дом багаж и, как только она удалилась, с напускной строгостью обратился к Морару:

— Ну-с, господа паникеры! Кто оказался прав?

— К счастью, господин профессор, правы были вы, — смущенно ответил Аурел, — но и мы не могли рисковать. Совсем недавно Томова перевели на Вэкэрешть. По сведениям, которыми мы располагаем, он находится в галацкой тюрьме… Держится отлично!

— А я что говорил вам? Такой не выдаст. В этом я уверен! А вы что? Подняли тревогу, типографию увезли черт знает куда, меня заставили путешествовать, людей своих всполошили и, наверное, работу законсервировали. Признавайтесь! Слыхали на вокзале, что говорил носильщик! Действовать надо! Немчура страну растаскивает, а мы что? Сидим сложа руки?

— Нет, мы не сидим сложа руки… Нет, господин профессор! Мы работаем. Нелегко приходится…

— Знаю. Это я просто так говорю… Правы были вы, а не я. И не принимайте всерьез моих попреков. За время путешествия я тоже кое-чему научился, но об этом потом… — Букур прервал беседу, увидев появившуюся на лестнице прислугу. — А сейчас, милейший, вот тот ребристый чемодан с ремешками оставьте в машине. В нем все, чего ждут наши друзья, и кое-что, тоже запретное, не для нас. Понимаете? В ближайшие дни я скажу вам, куда это «чужое» надо будет доставить, а пока припрячьте понадежнее где-нибудь у себя…

…Вечерело, когда Морару приехал на профессорском «шевроле» к бодеге [70] «Брагадиру» на площади Виктории. Длинный и узкий, как коридор, зал был набит посетителями. И чем дальше вглубь от входа, тем больше расплывались в табачном мареве очертания людей и предметов. В неумолчный гул крикливых голосов подвыпивших клиентов то и дело врывался нетерпеливый стук ножей и вилок о тарелки, и тотчас же на него откликались осипшими от усталости голосами снующие между тесно уставленными столиками кельнеры:

70

Закусочная, небольшой ресторан.