Занимательная ботаника (изд. 1951)
Шрифт:
В этом вы можете и сами легко убедиться: стоит лишь, заметив то, что вы только что наблюдали в микроскоп, не сдвигая препарат с его места, осторожно и слегка постучать по покровному стеклышку препарата, как вы сейчас же увидите, что некоторые диатомеи примут другой вид. А дело все в том, что сначала вы их видели со створки, а теперь от легкого сотрясения они перевернулись на 90°, и вы видите их с пояска, или наоборот.
Таким образом, оболочка диатомей не только крепкий панцирь, но это еще микроскопическая изящная коробочка с маленькой, плотно пригнанной крышечкой, то круглая или продолговатая, то трехугольная, то в виде прямоугольника, то в виде лодочки, то как тончайшая палочка и т. д.
Наконец, самой изумительной чертой в строении створок панциря диатомей является их рисунок. Створки диатомей всегда покрыты тончайшим рисунком
Рис. 29. Пиннулярия. Оболочка слева — с пояска, справа — со створки, внизу — в поперечном разрезе (сильно увеличено).
Взгляните на рисунки наших волжских диатомей: некоторые их изображения действительно могут поразить изяществом, тонкостью и ювелирностью рисунка панцирей.
Вот звездочки астерионелли (рис. 26), наиболее частого жителя волжского планктона; эта целая колония — сколько в звездочке лучей, столько здесь и палочковидных особей, а вся-то колония в диаметре редко превышает 200—250 микронов.
Представьте себе какое-либо мельчайшее анкерное колесико из маленьких ручных дамских часов: самое мелкое из таких колесиков имеет диаметр около миллиметра, — его нельзя как следует рассмотреть без лупы!.. Но ведь тонкая работа часовой техники в 5—6 раз крупнее самой большой астерионелли; разумеется, ни один самый искусный часовой мастер не сможет сделать металлическое анкерное часовое колесо размерами с астерионеллю.
Но у астерионелли есть еще замечательное приспособление: когда колония жива, то между ее лучами как бы натянуты тончайшие слизистые нити, отчего вся колония в целом делается похожей на маленький зонтик или парашют. Да это и действительно самый настоящий парашют, который медленно переносится токами воды, не тонет в воде, а по-настоящему «парит» в ней.
А вот крупные сурирелли (рис. 25): какое богатство рисунка на их створках, сколько тончайших бороздок и балочек, бугорков и причудливых фестонов рассыпано по ним как украшения; вот небольшие диатомы (рис. 30); вот навикуля и амфора, изогнутые плеуросигма и цимбелля (рис. 31 — 34); и везде такое изящество, такая тонкость, что любой гравер, любой художник позавидует и выдумке и мастерству природы.
Рис. 30. Диатома (сильно увеличено).
Рис. 31. Навикуля (сильно увеличено).
Рис. 32. Амфора (сильно увеличено).
Рис. 33. Плеуросигма (сильно увеличено).
Рис. 34. Цимбелля (сильно увеличено).
По поводу тонкой ювелирной работы на створках диатомей позвольте напомнить вам замечательный рассказ «Левша» Н. М. Лескова [24] . Вы, конечно, читали это произведение, где автор повествует о том, как наши тульские оружейники, состязаясь с англиискими мастерами, подковали микроскопическую заводную блоху.
24
Лесков
А эта удивительная блоха, заводимая ключиком и прыгающая, сделанная англичанами специально для русского императора Александра I и поднесенная ему в Лондоне, когда он осматривал лондонские кунсткамеры, должна была показать русским все мастерство тогдашней английской техники. Когда такую замысловатую игрушку поднесли государю, и он и его адъютанты насилу даже рассмотрели ее на большом золотом блюде: так была она мала!..
Но уязвлено было русское самолюбие, и вот тульские оружейники решили показать своему государю, что их мастерство куда тоньше «аглицкого»: они взяли да и «подковали» лапки заводной микроскопической блохе. Да не только подковали, а на каждой подкове еще и выгравировали фамилии мастеров, а когда одного из них — Левшу — спросили, почему же нет нигде его имени, он сказал:
— Я… гвоздики выковывал, которыми подковки забиты, там уже никакой мелкоскоп [25] взять не может.
Велико было сказочное мастерство тульских оружейников, но и оно, пожалуй, бледнеет перед тонкостью и правильностью тех сложных мельчайших рисунков, какими украшены микроскопические створки диатомей.
А вспомните-ка, кстати уже, и того замечательного королевского портного, об искусстве которого так хорошо известно по превосходной «Песне о блохе», написанной нашим гениальным композитором М. П. Мусоргским [26] . По прихоти своего сумасбродного короля этот портной, как поется в песне, сшил блохе кафтан, отделанный золотом и пурпуром…
25
Микроскоп.
26
Мусоргский Модест Петрович (1839–1881) – русский композитор из так называемой «Могучей кучки», был пионером русской музыки; автор знаменитых опер на темы русской истории, славянской мифологии, а также и на другие национальные темы, в том числе оперы «Борис Годунов», симфонической поэмы «Ночь на лысой горе» и цикла для фортепиано «Картинки с выставки». Он стремился к достижению уникальной русской музыкальной индивидуальности, часто с преднамеренным пренебрежением к установленным обычаям западной музыки . – Прим. изд.
Замечательно было, очевидно, и мастерство этого легендарного портного, но все же и оно не может идти ни в какое сравнение с природой, изготовляющей так нарядно и искусно оболочку-одежду для невидимых глазу кремнеземок!
Вот сколько подлинной красоты и совершенства открывает нам микроскоп в строении диатомей!
Рис. 35. Колониальные водоросли: внизу — эудорина, вверху — пандорина (сильно увеличено).
Может быть, вы теперь, юные читатели, согласитесь со мной в том, что при наблюдении этих микроскопических планктонных жителей Волги мы встречаемся, так же как и при знакомстве с крупными цветковыми растениями, и с необыкновенной пышностью, и с художественной тонкостью структуры, и с такой красотой, какие пока что могут спорить с техникой и искусством человека!
Мы задержались несколько на обзоре диатомей потому, что они наиболее характерные жители волжского планктона, да и, конечно, самые интересные и и оригинальные представители речной «цветущей» воды. Одних диатомей достаточно, чтобы стало ясным, сколько поучительного и занимательного можно рассмотреть в этом мире растительных пигмеев, какие чудесные картины открывает микроскоп перед нашим взором.
Однако кроме кремнеземок в планктоне волжской воды нередки и многие другие представители микроскопических жителей. Здесь и ярко-зеленые, и бурые, и мельчайшие голубоватые растеньица; сколько в них тоже разнообразия, сколько изящества и прелести!.. Ярче и оригинальнее других, несомненно, зеленые водоросли.