Занятные истории
Шрифт:
– Помилуйте, Иван Андреевич, да теперь-то куда же вам торопиться? – закричали хозяин и гости в один голос, – ведь вы поужинали.
– Да сколько же раз мне вам говорить, что меня дома стерляжья уха ожидает, я и то боюсь, чтобы она не простыла, – сердито отвечал Крылов и удалился со всею поспешностью, на какую только был способен.
Граф Хвостов, рассердившись на Крылова за какое-то сатирическое замечание о его стихотворениях, написал на него следующую эпиграмму:
Небритый,Крылов, разумеется, тотчас же угадал, кто стихокропатель. «В какую хочешь нарядись кожу, мой милый, а ушка не спрячешь», – сказал он и отмстил ему так, как был в состоянии мстить только умный и добродушный Крылов: под предлогом желания прослушать какие-то новые стихи графа Хвостова, Крылов напросился к нему на обед, ел за троих, и после обеда, когда амфитрион, пригласив гостя в кабинет, начал читать стихи свои, он без церемонии повалился на диван, заснул и проспал до позднего вечера.
Крылов, как известно, умер от несварения желудка, покушав натертых сухих рябчиков со сливочным маслом на ночь. Он прохворал только несколько дней, и в это время его часто навещал Я.И. Ростовцев, искренно любивший Ивана Андреевича. В одно из таких посещений Крылов сказал Ростовцеву:
– Чувствую, что скоро умру, и очень сожалею, что не могу написать последней басни – на самого себя.
– Какой басни? – спросил Яков Иванович.
– А вот какой. Нагрузил мужик воз сухой рыбы, сбираясь везти ее на базар. Сосед говорит ему: не свезет твоя клячонка такой грузной клади! – А мужик ему в ответ: ничего! Рыба-то сухая!
И.П. Кулибин
(1735–1818)
Славный механик Иван Петрович Кулибин никак не хотел расстаться с бородою своею, несмотря на предложение ему чинов и титулов. Наконец, по усиленному настоянию князя Григория Григорьевича Орлова, решился побриться, если точно узнает, что сие непременно угодно императрице. Князь доложил государыне, но мудрая царица Екатерина велела сказать Кулибину, что она еще более его уважает за почитание обычая предков; и не только позволяет, но приказывает остаться в бороде, а если чины и титулы нейдут к его костюму, то знает, чем его отличить, и жалует ему для ношения золотую медаль с выбитым его именем, чего никто еще никогда не получал.
Н.К. Милославский
(1811–1882)
Известный актер Николай Карлович Милославский отличался находчивостью. Однажды он играл в одном из южных городов какую-то старую комедию… Актер, исполнявший роль дядюшки, вышел на сцену и, обращаясь к Милославскому, произнес:
– Я твой дядюшка… фамилия моя…
Актер забыл фамилию и не мог расслышать суфлера.
– Фамилия
Милославский посмотрел на него и ответил:
– Вы ошиблись… Вы приняли меня за другого… У меня никогда не было дядюшки Окунькова.
– Но позвольте…
– Если не верите, то посмотрите хоть в афише.
Актер до того сконфузился, что убежал со сцены при громком хохоте зрителей.
Н.А. Некрасов
(1821–1877)
В домашней жизни поэт Николай Алексеевич Некрасов был неподражаем. Особенно интересны были отношения, установившиеся между поэтом и его старым слугой Семёном.
Между ними часто происходили весьма лаконические разговоры.
– Сколько? – спрашивал Некрасов за завтраком.
– Десять! – отрывисто отвечал Семен.
Это значило 10 градусов мороза.
– Сани!
– Ветер.
– Сани! – настойчиво повторял Некрасов.
Через полчаса Семен появлялся в дверях и докладывал мрачным тоном:
– Карета подана!
– Как карета? Я велел сани! – прикрикивал на Семена Некрасов.
– А ветер?
– Не твое дело! Вели кучеру заложить сани.
Семен удалялся и через четверть часа, еще более мрачным голосом, произносил:
– Готово!
Некрасов выходил и находил у подъезда все-таки карету. Он начинал бранить Семена, который, отворив дверцы, говорил:
– Садитесь, что на ветру стоять.
Некрасов покорно садился в карету, убедившись, что ветер точно сильный.
В передней иногда происходили такие сцены. Некрасов выходил, чтобы ехать в клуб. Семен держал наготове шубу.
– Пальто! – произносил Некрасов.
Семен, не слушая, накидывал ему на плечи шубу. Некрасов сбрасывал ее и, горячась, говорил:
– Русским языком тебе говорю: подай пальто!
Семен, что-то ворча, подавал пальто и совал в руки Некрасову меховую шапку. Тот бросал ее на стол, тогда Семен мрачно его спрашивал:
– Простудиться, что ли, хотите?
– Не умничай! – отвечал Николай Алексеевич, – подай шляпу.
Семен подавал кашне. Некрасов отстранял рукой кашне и шел с лестницы, а Семен, провожая его до экипажа, тихонько всовывал ему кашне в карман.
Если Некрасов уезжал в клуб обедать в санях и приказывал кучеру приехать за ним в такой-то час, Семен распоряжался, чтобы кучер заложил карету, взял шубу, меховую шапку и отвез их в клуб, а пальто и шляпу немедленно привез бы домой.
А.Н. Островский
(1823–1886)
К знаменитому драматургу Александру Николаевичу Островскому часто обращались новички-писатели, с просьбою просмотреть их незрелые произведения и преподать им совет касательно дальнейших литературных попыток.
Однажды является к нему молодой человек с объемистой тетрадью и говорит:
– Я написал драму, которой не решаюсь дать ходу без вашего совета.
– Что же вы хотите? – спрашивает Островский, по привычке подергивая плечами.