Западня для леших
Шрифт:
Михась, только сегодня вернувшийся в строй и бывший в составе дежурной полусотни, стоял в оцеплении вокруг кабака. Внимательно наблюдая свой сектор ответственности, он все же время от времени бросал короткие тревожные взгляды на Желтка, который, опустив голову, сидел на ступеньках крыльца и судорожно сжимал побелевшими пальцами рукояти бесполезных теперь пистолей. Когда к Желтку, на ходу соскочив с коней, подошли Дымок с дьяконом, тот непривычно медленно и неловко поднялся и не вытянулся, как положено, а так и остался стоять с опущенной головой, ни на кого не глядя. Дымок встал перед ним по стойке «смирно», отдал честь и громко приветствовал подчиненного:
– Здравия желаю, брат десятник, разреши заслушать твой доклад!
Желток опомнился, вложил пистоли в кобуры, подтянулся, поднес ладонь к берету и глухим, срывающимся голосом
– При преследовании злоумышленников погибли пятеро бойцов из вверенного мне десятка. Обстоятельства гибели неясны.
– Показывай, – деловым тоном приказал Дымок.
Вслед за Желтком сотник и дьякон вошли в кабак, в котором уже находились несколько особников, прибывших с дежурной полусотней. Особники успели тщательно обследовать место трагедии и задний выход из кабака, который вел прямиком за ограду рынка. До прихода своего начальника они ничего не трогали, поэтому останки бойцов лежали так же, как их увидел Желток более часа назад. Старший из особников, Лунь, доложил результаты осмотра ровным, бесцветным голосом. На его ничем не примечательном, как и у большинства его коллег по особой сотне, лице не отражалось ни тени волнения или каких-либо иных чувств.
– Все пятеро убиты ударами по голове, нанесенными сзади, вероятно, тяжелой палицей. Похоже, что они спокойно заходили в кабак без всякой боевой готовности, имея пистоли в кобурах, ножи и сабли – в ножнах. Их убивали, оттаскивали в эту сторону и складывали рядом. Затем, когда все уже лежали на полу, вот у того бойца, кажется, это Серко? – Лунь сделал паузу и вопросительно взглянул на Желтка, тот молча кивнул. – Так вот, на поясе у Серка взорвалась бомба. Возможны два варианта: или он, умирая в сознании, сумел дернуть кольцо и зажечь запал, или убийцы, начав разоружать бойцов, сами по неопытности потянули за колечко. Видите, вот здесь, на стене, куда вошла часть осколков, пятна крови. Очевидно, там стоял человек, или несколько, которые были убиты или ранены взрывом. Вероятно, после взрыва убийцы струсили и рванули через задний ход, впрочем, унеся с собой убитых и раненых. Там, за дверью, дорожка из капель крови. Невдалеке, за сараями, их ждали две или три повозки. Поскольку рядом выезд на оживленную улицу, собаки след потеряли. Народ из примыкающих к кабаку торговых рядов разбежался, поэтому свидетелей пока нет, но мы потом поработаем здесь под прикрытием, может, что и расскажут. Доклад окончен.
Кирилл одобрительно кивнул подчиненному и обратился к Дымку:
– У тебя есть вопросы или указания, сотник?
– Твоя епархия, отче, ты и командуй расследованием, – ответил Дымок.
Дьякон повернулся к Желтку:
– Рассказывай, десятник.
Желток, уже почти овладевший собой, подробно описал все события, произошедшие с момента заступления десятка на боевое дежурство. Выслушав десятника, Кирилл некоторое время молчал, обдумывая все обстоятельства произошедшего. Затем он обратился к Дымку:
– Твое мнение, брат сотник?
– Действия Желтка мы детально рассмотрим на совете отряда, но я пока не вижу никаких ошибок. Сам бы в этой ситуации поступал бы так же. Очевидно, что это была хорошо подготовленная ловушка. И малиновые рубахи, и заранее намеченные трассы, по которым они вели тебя, десятник, и, очевидно, всех остальных, – это все понятно. Вас намеренно разъединяли. Но решение на преследование поодиночке ты принял правильно, поскольку все находились рядом и при попадании первого же бойца в засаду остальные, заслышав звуки боя, пришли бы на помощь, да и резерв с заставы помог бы. Чтобы наших бойцов врасплох застать – это нереально. К западням различным мы постоянно готовы, как за угол заворачивать, чтобы спину не подставить – любой малек знает. Так что должны они были, попав в засаду, в бой вступить, а не бездыханными беззвучно пасть… Почему же они в этот проклятый кабак, как к себе домой, без опаски вошли, да еще и по одному, и умирали там без сопротивления? Ты же сам в него не прямиком попер, а, как и положено, вначале в дверном проеме мелькнул, чтобы вероятного противника на выстрел или на выпад выманить, затем перекатом по полу влетел с пистолями наготове. Но почему же бойцы твои таким же образом не действовали, что за затмение на всех пятерых нашло?
– Не знаю, не понимаю я! – выкрикнул Желток и в отчаянии врезал кулаком по бревенчатой стене. Она ощутимо дрогнула, сверху со стропил и соломенной крыши посыпался всякий мусор.
– А ты что думаешь,
Кирилл тщательно отряхнул свои густые длинные, тронутые сединой волосы от мусора, насыпавшегося в них после удара Желтка, и раздумчиво произнес:
– Вероятно, тебя, десятник, вели по самому длинному маршруту, остальных – по более коротким, но тоже разной длины. Попадали они в засаду по очереди, с небольшим интервалом в одну-две минуты. Потому и не разоружали убитых, так как ждали следующего. Десятник оказался последним, и, по всей видимости, его спас случайный взрыв бомбы.
– Да не подставился бы я под удар, отче! – воскликнул Желток. – И бойцы мои не могли!
Он чуть не заплакал и отвернулся к стене, чтобы присутствующие не видели его лица.
– Вот в этом-то и весь вопрос: почему все же подставились? – жестким тоном подчеркнул бесспорный факт дьякон. – Тот, кто эту засаду весьма сложную спланировал и осуществил, похоже, наверняка действовал. Вот нам и предстоит выяснить, причем как можно быстрее, на чем враг нас подловить сумел. А пока предлагаю все заставы и дозоры, а также все резервы в течение светового дня сюда стянуть, оцепить весь район, никого не выпускать, готовить облаву и поголовную проверку. Гибель своих людей мы безнаказанной не оставим, из-под земли убийц и вдохновителей ихних вынем! Ты, Дымок, официально московскую стражу запроси, чтобы они нам эти мероприятия провести помогли. Но кроме контактов с начальниками стражницкими, среди которых, как мы подозреваем, предатель имеется, надо бы с другом нашим верным, Степаном, потолковать. От него может больше пользы произойти. Так что после визита своего к Коробею направь-ка к Степе Михася, я его в оцеплении видел. Да не одного, а с боевой тройкой. Хватит нам потерь, здесь ведь не Куликовская битва! (В Куликовской битве лешие присоединились не к засадному полку, как им предлагал первоначально князь Дмитрий, а встали в передовой полк, чтобы помочь героическим, но неопытным в военном деле ополченцам выдержать самый страшный первый удар неприятеля, и не побежать, сминая своих, и не погибнуть бессмысленно, а уничтожить как можно больше отборных вражеских воинов. Передовой полк полег весь до последнего человека, не отступив ни на шаг.)
Уже через минуту не одиночные гонцы, а тройки всадников с оружием наготове понеслись во все концы столицы и в усадьбу Ропши собирать силы леших в один кулак, готовый беспощадно обрушиться на тех, кто был повинен в гибели их товарищей. И лишь бойцы, оставшиеся от десятка Желтка, во главе со своим командиром направились в тыл, усадьбу Ропши. Дымок и Кирилл понимали их состояние и не хотели, чтобы они наломали дров при облаве, когда требуется не горячность и жажда мести, а холодный расчет и наблюдательность. По прибытии в усадьбу Желток, после короткого доклада дежурному, ушел подальше от людей, в обширный густой сад. Там, в самой чаще, он, упав в траву, лежал долго и неподвижно, впав в странное забытье, являющееся, по-видимому, защитной реакцией мозга, в котором жуткая и жестокая реальность исчезает и уступает место пустоте и безвременью.
Трофим вернулся от брата в избу, выделенную ему для проживания Хлопуней, стоящую в самом центре утопавшей в зелени садов и огородов слободки, лишь под утро. На душе его было муторно, и он завалился было спать, чтобы забыть разговор со Степаном, который он мысленно продолжал всю дорогу, стараясь сам себя убедить в собственной правоте. Но лишь только он прилег, как раздался осторожный, но настойчивый стук в дверь. Трофим удивился этому стуку, поскольку предупредил охрану, что будет отдыхать до полудня, и велел не тревожить. Чертыхнувшись, он поднялся с лежанки, раздраженно рванул засов, резко распахнул дверь. На пороге стоял белобрысый отрок с ангельским личиком, одетый в опрятную дорогую рубаху, шелковые шаровары и сафьяновые сапожки на высоком каблуке. Не здороваясь, он деловито сообщил:
– Велено немедля прибыть в Кривой кабак, я провожу.
Через огороды и узкие переулки, в которых время от времени встречались им молодцы, со скучающим видом подпиравшие плетни и заборы, но на самом деле надзиравшие свой район, они вышли на пыльную улицу, которая привела их к площади с кабаком. Ясно, что отрока тут все знали, и никто им не препятствовал при прохождении через площадь. Двери кабака гостеприимно распахнулись, и Трофим, с любопытством озираясь, вошел в помещение, необычность которого он заметил сразу наметанным взглядом опытного зодчего.