Западня для леших
Шрифт:
– Дяденьки, помогите, ради Бога! Скорее!!! Стражник Степан бьется насмерть с опричниками в слободке! Они мамку, братьев и сестриц поубивали!
На самом деле он едва шептал высохшими почерневшими губами.
Михась скорее почувствовал, чем расслышал мольбу ребенка.
– Держи! Охраняй! – Он протянул мальчонку одному из леших и скомандовал тем особым хриплым и грозным голосом, вырывающимся из глубины груди, которым отдаются самые суровые и ответственные военные приказы: – К бою!!!
Вскочив в седло, он с места поднял коня в галоп.
Они домчались до дома стражника за считанные минуты. Михась, позабыв обо всем на свете, бросился к растерзанному телу Степы, поднял его голову обеими руками, попытался заглянуть в закатившиеся глаза. Бойцы с двух сторон прикрыли своего командира, внимательно осматривая с высоты седел улицу, строения и огороды, держа пистоли на изготовку. На улице лежали несколько трупов слободчан и стояла мертвая тишина.
– Кто это сделал?! – закричал Михась, обращаясь к опаленному зноем летнему небу. – Выходи, падлы, всех порешу!!!
Вдруг со стороны соседнего двора раздался шум приближающихся шагов, свидетельствующий, что невидимый лешим человек бежит не разбирая дороги, путаясь в ботве огородов. Михась резко повернулся, поднял пистоль. Из-за плетня показался высокий широкоплечий молодец. Он одним движением перемахнул через плетень и застыл, глядя не на целившегося в него Михася, а на тело стражника.
– Степа, братик, – глухим сдавленным голосом произнес он.
Михась, уже спустивший курок, за те два мгновенья, пока горит порох на полке, успел отвести выстрел в сторону.
Трофим, не заметив просвистевшей в вершке от его головы пули, не обращая внимания на леших, медленно подошел к телу брата, опустился на колени, обнял его неподвижные ноги и зарыдал.
Михась, опомнившись и оценив обстановку, скомандовал:
– Рысью – до конца слободы и немедленно назад, один за другим в пятидесяти футах, на поворотах сближаться, видеть друг друга, приготовить гранаты, боя не принимать, отступать отстреливаясь!
Он расстегнул поясной подсумок с гранатами, перезарядил пистоль. Потом подошел к рыдающему возле мертвого тела человеку, тронул его за плечо. Тот медленно поднял голову, в упор посмотрел на лешего.
– Ну, здравствуй, атаман, – первый нарушил молчание Михась.
Теперь он понял, почему лицо и весь облик Степы показались ему смутно знакомыми при первой встрече. Братья были довольно похожи внешне.
– Здравствуй, дружинник, – печально произнес Трофим. – Лучше бы ты зарубил меня тогда в лесу, чтобы не видеть мне гибели брата любимого.
– Кто это сделал? – намеренно жестко спросил Михась, заставляя собеседника забыть о своем горе, сосредоточиться на том, что было сейчас главным.
– Не знаю, – медленно произнес Трофим. – Но скоро узнаю и не прощу!
Раздался приближающийся топот копыт, условный свисток, и из-за изгиба улицы показались оба бойца. Один из них, осадив коня, доложил Михасю:
– Слобода вырезана поголовно, часть
Трофим взревел, вскочил на ноги.
– Стой! – Михась успел схватить атамана за пояс, завалил подсечкой, сам упал сверху, обнял его за плечи. – Куда ты один, без оружия? Погибнешь почем зря!
Михась поднялся, отряхнул пыль, подал руку Трофиму, понуро сидевшему на земле. Тот тяжело встал на ноги.
– Ладно, правда твоя, дружинник! Тебя как зовут-то?
– Михась.
– Я – Трофим. Вот и познакомились, – горько усмехнулся он. – Так что же, опять безнаказанными кровопийцы уйдут?
– Ну уж нет! – твердо произнес Михась.
Он снял берет, встал на колени перед телом стражника, крепко пожал его мертвую руку.
– Ребята, – окончательно придя в себя, произнес Трофим, – нельзя мне тут с вами больше оставаться: кабы не увидел кто невзначай! А у меня еще дела есть с людьми, меня приютившими, защиту-помощь против опричников треклятых посулившими! Уверен, что матери сообщите и похороните брата по-христиански! Меня не ищите – все равно не найдете. Сам к вам приду!
Он также встал на колени перед телом брата, поцеловал его в лоб, прощаясь навек, резко поднялся и исчез за плетнями. Михась, проводив атамана взглядом, повернулся к телу Степана, взялся было за рукоять сабли, чтобы выдернуть ее из груди мертвого друга, но донесшийся из проулка шум заставил его резко обернуться и выхватить пистоли. На улицу въехало несколько закрытых возков. Все они были темного цвета, не имели никаких украшений, лишь золоченые православные кресты тускло поблескивали на дверцах.
Дверца переднего возка распахнулась, из нее, слегка пригнувшись, выбрался монах, ступил на землю, выпрямился. Михась почему-то сразу же понял, что перед ним стоит митрополит, хотя до этого ни разу его не видел. Леший поспешно вложил пистоли в кобуры, подошел к митрополиту строевым шагом, как к самому высокому начальнику, доложил обо всем произошедшем. Митрополит печально кивнул, приказал сопровождавшим его монахам позаботиться об убиенных слободчанах, о единственном оставшемся в живых мальчике. Затем еще раз пристально взглянул на стоящего перед ним навытяжку Михася и промолвил:
– Ступай, сыне, исполняй далее свою службу. Страдальцев сих захороним мы с христианскими молитвами о невинно убиенных. Но помни наказы мои твердо. Отмщение злодеям Господь воздаст!
Михась, скомандовав бойцам следовать за ним, вскочил в седло и помчался по направлению к рынку, на котором располагался оперативный штаб леших.
Митрополит приблизился к телу Степана, склонился над ним. Вдруг он резко распрямился, окликнул по именам нескольких человек из своей свиты. Те поспешно подбежали, бережно и проворно подняли тело стражника, отнесли его в один из возков, который тут же развернулся и плавно тронулся по направлению к монастырю.