Запах цветущего кедра
Шрифт:
— То-то смотрю — вода попёрла.
— Отвык реку веслом хлебать, — пожаловался он и всмотрелся в другой берег. — Ладно, хоть ты живой. Не знаем, что и думать... С Галицыным встречались?
— Позавчера ещё. Что у вас там случилось?
— У нас? — он загадочно потупился, спрятав глаза. — У нас, в общем-то, много чего. Дворецкий, к примеру, сбежал! Вот меня и послали...
— Куда сбежал?
— Да хрен его знает! С двойным дном этот профессор. Как ты журналистку у него забрал и увёз, будто с ума сошёл. Всех вас, учёных, лечить надо,
— Он стрелять-то умеет? — невесело усмехнулся Рассохин.
— По зверю, может, и нет, а по сопернику — легко. — Гохман взглянул как-то подозрительно. — У тебя-то что стряслось?
— Откуда обласок? — вместо ответа спросил Стас.
— У погорельца отняли! — похвастался участковый. — Словили одного! Ну до чего же шустрый! Отстреливался, суконец! Из трёхлинейки. Мотор эмчээсовский навылет, аж поршень выскочил.
— Зовут, случайно, не Христофор?
Усталый Гохман оживился.
— Христофор! Знакомый, что ли?
— Знакомый...
Тот пригляделся.
— Какой-то ты озабоченный, Станислав Иванович.
— Да и ты не в восторге нынче.
— А где твоя... журналистка?
Рассохин сел на землю.
— Можно сказать похитили, на добровольных началах. Давай только без паники.
— Как это — на добровольных? — опешил тот. — Ты что такое говоришь, Станислав Иванович? Что тут произошло? Не Дворецкий ли похитил?
— Она бы ему не далась.
— Кто? Погорельцы?
— В общем, Елизавета — дочь той самой Жени Семёновой, — кратко объяснил Стас. — Я рассказывал, она потерялась.
— Что потерялась, помню! Почему не сказал про дочь?
— Когда бы я тебе сказал?!
— А, ну да... И что дальше?
— Так вот, Лиза приехала сюда искать свою мать. Недавно письмо от неё получила.
— Ты говорил...
— Я его видел: почерк, кажется, не похож... Хотя время всё меняет. Думал тебе показать.
— Стоп! — Гохман побегал возле костра, забыв про усталость. — Мне Кошкин сказал, будто ты... в общем, её убил, Эту Семёнову. Уголовное дело возбуждали! Получился какой-то казус.
— Плевать на казус! — возмутился Рассохин. — Я до сих нор думаю так! Но пришло письмо! И Лиза полетела сюда с Дворецким. Должна была ехать с нашей экспедицией.
— Ну, я сразу увидел: у вас с ней роман.
— Какой роман?! Она даже не догадывалась, что это я... Христя причаливал, чтоб на Лизу взглянуть. Посмотрел и удрал. Короче, я сам Лизе всё рассказал. Может, и зря... За ней скоро пришли двое — муж с женой. Похожи на кержаков, может, погорельцы. И женщина её увела. Пока я с Галицыным разговаривал... Записку вот оставила.
И подал листок Гохману. Тот несколько раз прочитал, изучил бумажку, на просвет глянул.
— Ты уверен —
Стас вспомнил, что и почерка Лизы не знает, никогда не видел. С этой сотовой связью и электронной почтой писать-то можно разучиться.
— Листок из её блокнота, — сказал он.
— Значит, добровольно ушла? А если насильно увели? А записку продиктовали?
— Вряд ли. Заманили и обманули — поверить можно.
— Может, они сговорились с Дворецким? — предположил участковый и потряс головой. — Нет, это уже шиза какая-то.
— Христю трясти надо, если поймали. Он знает, куда увели.
— Ты искать пробовал?
— Сначала вгорячах... Читай: она просит не ходить за ней!
— Говоришь — женщина увела? А где мужик?
Рассохин огляделся.
— Со мной был и недавно ушёл. Ментов за версту чует.
— Связал бы!
— Он вроде заложника остался.
— А если журналистка не вернётся? Тут хоть было с кого спросить!
— Он молчун — не спросишь. Как немой — только кивает. ..
— Ничего, у нас бы разговорчивым стал, — пригрозил Гохман. — Мы бы его, как в гестапо... Что же происходит, Станислав Иванович? У тебя из-под носа уводят... журналистку... Уводят неизвестно куда... А ты мужика этого отпускаешь и сидишь на берегу? Что-то я тебя не понимаю. При всём моём уважении... Ты опытный зрелый человек. К тому же нечто подобное в твоей жизни случалось. Теперь опять похитили?
— Лиза ушла, когда я разговаривал с Галицыным! — возмутился Стас, услышав в словах участкового некую подозрительность. — Она бы и на моих глазах могла уйти! Потому что своенравная, как её мамаша! Христофор знает, куда увели!
Участковый это будто бы принял к сведению, но подозрений в голосе не снял и своего ментовского взора не погасил.
— Ну а полковник где?
— В лагере у амазонок.
Тот посмотрел на другой берег.
— Тоже сам остался? Просто беда с этими... добровольцами!
Рассохин молча достал расписку Галицына. Гохман превратился в немца или оконченного криминалиста. Изучил текст, бумажку и даже почерки сличил с запиской Лизы!
И это возмутило Стаса окончательно, нервы сдали.
— Ты что хочешь сказать? — прорычал он. — Ты на что намекаешь?!
— Да не волнуйся так, Станислав Иванович! — Будто бы добродушно воскликнул сын пленного фашиста. — Там Кошкин с профессором достали, здесь — ты. Какие вы нервные, господа учёные! И что же делать станем?
— Я буду ждать! Почему-то верю им.
— Кому — им? Кто заманил твою... журналистку? И увёл?
— Я молчунам верю. То есть погорельцам.
— Ого! — ухмыльнулся Гохман. — С каких это пор?
— Они меня спасли от смерти.
— И Христофору этому веришь? А он из молчунов, только говорливый. Знаешь, он ведь подтвердил, что ты застрелил отроковицу, которую они прежде у тебя украли.
— Всё правильно, Христя видел, присутствовал...
Участковый огляделся как-то беспомощно и разочарованно.