Запах полыни. Повести, рассказы
Шрифт:
От хмеля не осталось и следа — все выдул ветер. Дрожа от холода, Асет спустился в аул. Сейчас он возьмет пальто и отправится в дом сестры, ляжет спать… А утром — на станцию.
До ограды еще оставалось с полсотни шагов, когда его ухо уловило мелодию старинной песни. Женский голос тосковал по молодости, сожалел о красоте, которые никогда не возвращаются.
Асет застыл на месте. Песня гипнотизировала его, манила, и он, подчиняясь, пошел на голос.
Пели на кухне. Там, в дыму, за большим столом собрались женщины. Целый
Посреди их компании сидела Загипа в съехавшем набок платке и, закрыв глаза, раскачиваясь на стуле, запевала:
На выси Ушкара, как два барабана,
Бьют родники, вода течет широкой рекой.
Какие там красивые парни и девушки, И зачем только я покинула этот желанный край!Около нее крутился мальчик лет десяти, теребил ее за рукав, хныкал:
— Мама, пойдем домой! Я хочу спать!
А по изможденному лицу Загипы струились редкие слезы.
В душе Асета все перевернулось. «Господи, ради чего мы живем, — думал он, — для того, чтобы жалеть о своем прошлом? Почему мы уходим оттого, что нам кажется прекрасным?»
Какие там красивые парни и девушки,
И зачем только я покинула этот желанный край?
И не случится ли и с ним подобное? Но где ты, Ушкара? Где то прекрасное племя смелых парней и чудесных девушек, о котором мечтал создатель песни? Если бы знать! Может, его собственная Ушкара останется здесь? Человек ненасытен, все-то ему мало. Мало ему одной Ушкара. Найдет ее — и дальше, дальше…
Асет незаметно вышел и направился к дому сестры. Пальто он возьмет утром, зайдет перед отъездом. А пока надо пораньше уснуть. Перед дальней дорогой.
РАССКАЗЫ
ПРИЧУДЫ СТАРОГО БЕКЕНА
(пер. Г. Садовникова)
Перед рассветом старого Бекена разбудил непонятный шум. Вначале сквозь сон ему послышалось, будто снаружи за стеной кто-то залез в забытое женой цинковое корыто, потопал по дну, погремел всласть, потом мигом взлетел на крышу и с лязгом пробежал над головой. Комнату осветило, свет исчез, на дворе оглушительно бухнуло, покатилось, и земля под Бекеном задрожала.
Старик уселся в испуге, затем встал и в одном исподнем пошел к двери. Едва он ее приоткрыл, как тотчас в лицо ему сверкнуло неживым голубоватым светом, будто кто-то сидел с фонарем за глиняным забором. Ждал, когда он откроет дверь. Бекен оцепенел, и тут снова бабахнуло во всю мочь. Только теперь, стряхнув остатки сна, он понял, что это гроза.
— Будь благословенна, на благоденствие, на благоденствие… — пробормотал старик и вернулся в комнату.
Он сел на постель, подумал и стал тихонько будить
— Балсары, ай, Балсары!
Но закутанная в одеяло с головой старуха даже не шелохнулась. Бекен покачал головой.
Уж, казалось бы, теперь-то он знал, что происходит на улице, и все равно очередной удар грома застиг его врасплох. На этот раз паузы между вспышкой и ударом почти не было. Залп раздался чуть ли не у самого уха, будто в очаг сыпанули добрую меру соли. Инстинкт самосохранения заставил старика влезть под одеяло. Пока он кутал худые ноги, проснулась жена, высунула нос наружу, и Бекен, опасаясь, что она опять заснет, торопливо сказал:
— Вставай, Балсары! Разве не слышишь? Гром гремит!
Балсары нехотя встала с постели, накинула кимешек и кончиком протерла припухшие глаза. Только после этого она взглянула в окно и зевнула.
Неторопливые движения старухи возмутили Бекена, он промолвил в сердцах:
— Ну что копошишься? Говорю же: гром гремит.
— Да встала, встала же! Чего тебе еще? Можно подумать, гроза бывает не каждый год! — рассердилась Балсары в свою очередь.
Она вытащила из-под подушки мятый камзол, надела и, что-то бормоча, вышла во двор.
— Стар уже, а суетишься, как бестолковый мальчишка, — проговорила жена, вернувшись.
«С левой ноги, что ли, встала? Вот ведьма, удостоверилась в том, что я прав, и все равно ворчит и ворчит», — подосадовал Бекен, но осторожности ради отвел глаза, стараясь не встречаться с грозным взглядом жены.
Он забегал по комнате, желая показаться деятельным. Но жена обошлась без него: прогремела на кухне посудой, словно соревнуясь с грозой, и вынесла во двор алюминиевую поварешку. Высунувшись в дверь, Бекен увидел, как она обходит дом, приговаривая:
— Больше молока — меньше угля… больше молока — меньше угля, — и при этом помахивает поварешкой.
Между тем уже рассвело. Черные тучи по-прежнему клубились низко над землей, точно свора дерущихся псов. Уже привычно сверкнула молния, прогремел гром, и только теперь начался ливень.
— Всю ночь было сухо. И вот полило, — сказала Балсары, входя в комнату.
Пройдясь по земле и намочив ее основательно, ливень затих. Гроза укатилась за горизонт; последние тучи умчались на восток, подстегивая себя огненной плетью.
Так отшумела над домом Бекена первая гроза нынешней весны, а грохот, от которого проснулся старик, был ее первым громом.
— Балсары, это добрая примета, — заметил Бекен, сидя за чаем. — Вспомни-ка, именно сегодня я задумал сесть на коня, и сегодня же прогремел первый гром! Хорошее совпадение, старуха. Поэтому съезжу-ка на Уйжыгылган и прочту молитву у могилы предков. Зимой только и было слышно от тебя: «Хочу дикого лука, ах, скорей бы пришла весна!» Но что я мог поделать? Ты знаешь сама: до первого грома нельзя есть дикий лук. Теперь ты получишь его целую торбу.