Запах теней

Зуев Николай

«Он наброситься на меня» – закружилась в голове паника, – «оно наброситься…»

Беспросветные глаза уставились на незваного гостя, гусеничное жирное тело изрядно напряглось и уже не смахивало на желе, рот захлопал быстрее, выбрасывая наружу ужасно громкий звук. Раздался треск. Тысячи бумажных листов разорвали одновременно вокруг:

– Ткы, видишь меня? – и следом, будто тысяча сидящих внутри кричащих сверчков завизжали от ненависти и боли, прогремело: Кххххррр.

Серая маска, словно облако ядовитого дыма, неожиданно спрыгнула с тела мужчины, нырнула в сторону и растворилась. Жердяй рухнул на пол, выронил нож, а освобождённая от густого тумана голова с силой ударилась о распахнутую дверь. На мгновение, тело поразила конвульсия, которую сменил

слабый еле слышный стон.

Только сейчас Дима понял, что всё это время пока продолжался безмолвный поединок, он не дышал: страх и ужас парализовал каждую клеточку тела. Знаков сделал глубокий вдох: яд, которым отравил воздух серый монстр, казалось, проник внутрь и оставил мерзкий привкус гниющего металла.

На дрожащих ногах Знаков подошёл к мужчине: тот был в сознании. Напуганные человеческие глаза, в которых шальным коктейлем смешались боль, печаль и страх. И снова на Диму смотрел человек.

«Человек»

Неподвижный взгляд мужчины прилип к жертве, и, казалось, убийца сошёл с ума: безумием наполнялись глаза. Ещё секунда и жердяй вскочил, сел и зарыдал:

– А-а-а-а – вырвалось из груди, – я…а-а-а не-ее хотел. Не хотье-е-ел.

С великим трудом давались ему слова, рыданья превратились в истерический крик, и безумие уже овладело им.

– Не-е-е может… Не-е-е хоте-ел…

Окровавленными руками он закрывал лицо (человеческое лицо) и кричал, кричал… кричал. Его боль пропитала и без того отравленный серым ядом воздух, а крик, словно знак, оповестил мир о возникшем безумии. Мужчина вскочил на четвереньки, подполз к телу своей жертвы и нежно обнял её. Кровь облепила его ноги и поползла выше, покрывая тучное тело красным ковром. Он лёг рядом с женщиной и что есть сил затряс её:

– Ну же. Вставай, – завизжал он, – Дашенька! Дашуля, я … не хотел… , это… прости… Вставай, ну… ну, же… Не надо так… не может… не-ет.

Тут в голове Знакова раздался оглушительный щелчок, эхо которого в следующую секунду буквально вытолкнул громкий похожий на свист шум – радиоприёмник включился снова.

Импульсивными движениями Дмитрий схватился за виски (словно так можно было выключить радио или хотя бы переключить станцию). Он затряс головой, но шипения не прекратились, напротив – нарастающий с каждым мгновением вой только прибавил звук. Радиоприёмник взвизгнул, и, как утром в туалете, среди беспорядочного шума Дмитрий с трудом разобрал слова:

«Иди» «Иди» «Иди»

В тот же миг Знаков помчался прочь, подальше от преследующего с утра кошмара.

Глава 2.

Люди в плёнке

– Думаешь, будет не больно?

– Конечно, нет. Мама говорит: «как комарик укусил»

– А я боюсь. Мне ставили прививку очень давно, и было больно – я чуть не заплакала, – заявила маленькая девочка.

– Да не бойся ты! Вот увидишь, так чик… – мальчик протянул к ней руку и слегка ущипнул, – …и всё. Не больно?

– Ай! – засмеялась она, – Дима, а-а-а… щипаться зачем, Ди-имчик?

– Я не щипал, это я тебе укольчик поставил.– Он снова потянулся к её руке, но Алиса отстранилась и побежала, заливаясь заразительным смехом. Поддавшись прилипчивому настроению детской беспечности и счастья, он помчался за ней следом, попытался поймать, но не тут-то было: девочка была очень прыткая и не уступала в быстроте и изворотливости любому мальчику в группе.

– Не догонишь, не догонишь! – не упуская возможности, лишний раз показать язык, дразнила она преследователя. – Не сможешь!

После длительных попыток, во что бы то ни стало, схватить неугомонную вредину (так он часто называл её), гогоча во весь рот, запыхавшись больше от смеха, нежели от беспрестанной беготни, Димке всё же удалось поймать её: в домике, где неугомонная вредина решила скрыться, остаться незамеченной не вышло.

– Вот ты и попалась, которая кусалась, – обнимал он хохочущую от счастья Алису.

Они знакомы вот уже три года, с тех самых пор, когда родители Димы решили поменять место проживания

и переехали в другой район, сменив при этом и детское учреждение, которое посещал их сын. Вот так и встретила его, с распростёртыми объятиями и озорной девочкой, группа номер одиннадцать детского сада «Берёзка». Конечно, мальчику ужасно не хотелось переезжать в другую квартиру и уж тем более идти в новый сад, но ничего не поделать – жизнь взрослых плывёт совсем иначе. И так вышло, в тот первый день его пребывания в совершенно новой компании таких же маленьких человечков, как и он сам, единственным человечком, который сразу же подошёл к нему и предложил дружить, была маленькая девочка с тёмными густыми волосами и ярко синими глазами по имени Алиса. С тех самых пор они – лучшие друзья. И не было ни дня, который они не провели бы вместе, кроме выходных, конечно. Всегда вместе, всегда рядом друг с другом, только что на горшок – всё же по отдельности.

Дима любил её. Нельзя сказать, что эта любовь похожа на взрослую, но всё-таки, какая бы ни была, это – любовь. Пускай по-детски немного наивная , по-детски не лишённая восклицания человеческих прикрас (дети не могут не видеть красоту), но эта была искренняя любовь. Открытые чувства, без взрослой лжи, взрослой усталости, взрослых норм и навязчивых переживаний.

Ежедневно, каждый вечер по дороге из сада он заливал мамины уши музыкой про девочку из группы, их совместные игры, любимые игрушки Алисы, и порой даже откровения. Ему нравилось общаться с синеглазой девчонкой; резвиться, в очередной раз, стремясь догнать неуловимую неугомонную вредину; защищать её от других мальчиков из группы, всячески норовивших ущипнуть или обидеть красивую девочку. Когда она была рядом, ему было безумно легко, с ней он мог всё, и это «всё» – получалось, когда как с мальчиками из группы было весьма скучно и не интересно. Порой в маленьком детском сердце возникали желания поиграть с кем-нибудь из парней в машинки или самолёты, но все попытки завершались ничем – фантазии одногруппников не совпадали с Димкиными, обнажая простоту содержания, они были скучны и открыты для него (будто прочитанная книга). Дима наперёд знал, что скажет мальчик, поднимая самолётик над головой, знал, что он сделает, выставляя машинки или устанавливая солдатиков в ряд. Всё это в какой-то момент надоедало Димчику (правда, он не мог знать, когда именно наступил этот момент).

Наскучили все эти предсказуемые игры-ушки, что не сказать про игры с Алисой, когда невозможно было предположить ход её мыслей, когда удивляли и даже восхищали некоторые её девчачьи действия или неожиданные умозаключения и реплики.

Как бы то ни было, всё же он оставался мальчишкой, и поэтому при любой возможности, без всякого умысла, а лишь по природе своей, навязывал ей свою игру с танками или машинами. И девочка не сопротивлялась. Она принимала эти игры и с присущей только ей лёгкостью и простодушием свободно подражала другу. Алиса вполне могла играть и танками, усаживая на них кукол, и самолётами, предварительно наклеив на них разноцветные блестящие бумажки, и солдатиками, наряжая их платьишками из паутины разноцветных ниток. И, конечно, для светловолосого мальчишки такие воображения казались необыкновенными. Они не просто нравились ему, каждый акт представления просто будоражил его. Кукла Маша верхом на танке или робот на седле розовой лошадки смотрелись весьма забавно и ужасно затягивали в мир искривившегося (для мальчишки) воображения.

Когда все дети укладывались на дневной сон, а кровати Димчика и неугомонной вредины по воле судьбы находились рядом, то они могли долго шептаться друг с другом, рассказывая истории про родных и близких, про домашних животных и любимые игрушки.

Их дружба вполне могла носить звание образцово-показательной (на привычном языке взрослых), не испорченной человеческими предрассудками и ложью зрелой жизни. Она была невинна и ослепительно чиста, а искренность – её фундаментальная особенность (опять же на языке «великовозрастных»). Открытая прекрасная дружба между мальчиком и девочкой. Что в таком возрасте может быть лучше?