Запасной инстинкт
Шрифт:
– Арсений! Господи, какое несчастье!
– Да, – согласился Троепольский, – несчастье.
– Мы остались совсем одни, сироты. У нас был только Федя, и его не стало! Арсений, кто мог… как мог… такой чудесный, чудесный был человек.
– Чудесный, – опять согласился Троепольский. Полина стояла у него за спиной, Гуччи как будто придвинулся – сопение раздавалось прямо у него над ухом. Троепольский слегка повернул голову и оказался нос к носу с китайской хохлатой. Она – он то есть – выкатила глаза, подумала и лизнула его в щеку.
– Гуччи! – перепуганно прошептала Полина и отдернула мохнатую морду от щеки Троепольского. Напрасно она перепугалась – он совсем не сердился.
– …что нам теперь?! Как нам теперь?! Как мы станем жить?! Из-за… из-за какого-то негодяя! Мой брат, мой родной брат!
– Галина, вы… успокойтесь, пожалуйста.
– Как я могу успокоиться, Арсений! Наша жизнь кончилась! Мы теперь никому не нужны, совсем никому! Кто это сделал? Скажите мне, кто это сделал?
– Я не знаю, – сказал Троепольский, морщась. – Я попробую узнать.
– Ко мне приходила милиция, – прорыдала Федина сестра, – задавала мне вопросы! Господи, они думают, что я знаю, кто его… убил!
Милицейский майор Никоненко Игорь Владимирович упек Троепольского в кутузку – именно потому, что думал, что Федю убил именно он. И вопросы всякие задавал, и смотрел насмешливо, и даже его брови выражали, что он не верит ни одному слову, которыми тот пытался оправдываться, и что дело за малым – поймать его на чем-нибудь, “зацепиться”, как говорят в детективных сериалах, и больше Троепольский “не отмажется”.
“Бандит должен сидеть в тюрьме”, – энергично говорил Глеб Жеглов, и Троепольский был с ним полностью согласен до тех самых пор, пока в роли бандита не оказался сам. А про себя он точно знал, что он – не бандит.
– Вы должны нам помочь! – выдохнула в трубке безутешная Федина сестра. – Вы столько лет знали Федю! Вы… вы просто обязаны!
– Да я и не отказываюсь, – пробормотал Троепольский.
Бедный Федя.
– Вы должны помочь нам с похоронами и со всеми… траурными мероприятиями. По-хорошему вы должны были бы все это взять на себя. Разве нет? Милиция наконец разрешила забрать тело.
– Наверное, да, – согласился Троепольский.
– Тогда, может быть, вы подъедете, и мы все обсудим? Да, и в морг надо позвонить, договориться насчет тела и насчет забора.
– Какого забора? – тускло спросил Троепольский. Жить ему не хотелось.
– Когда забирать, – с некоторым недоумением ответила Федина сестрица, – когда забирать тело. Значит, насчет забора и еще насчет…
В трубке вдруг послышался какой-то посторонний звук, как будто удар, и отдаленный вскрик: “Мама!” Троепольский выпрямился в кресле.
– Галина? – позвал он осторожно.
– Да-да, но я больше не могу говорить, вы мне перезвоните, или нет, вы мне не перезванивайте, а я лучше сама!..
– Мама!!
– Галина,
В трубке захрипело и будто покатилось, Троепольский оглянулся на Полину, но она не слышала возни и криков.
– Галина, что там у вас происходит?!
– Это не Галина, – вдруг сказали ему в ухо. – Меня зовут Лера. Я племянница Федора Грекова. Вы кто?
– Арсений Троепольский.
– Вы-то мне и нужны, – жестко сказала племянница. – Вы можете со мной увидеться?
– Когда?
– Прямо сейчас. Приезжайте в кофейню на Пушкинскую. Забыла, как она называется, то ли “Кафе Тун”, то ли “Кафе Бин”. С правой стороны от метро. Знаете?
– Не знаю, но найду.
– Тогда приезжайте.
– Постойте, – крикнул Троепольский. – Как я вас узнаю?
– Это просто, – холодно сказала племянница. – Я очень красивая.
Григорий Сизов смотрел в разверстые недра своего монитора и думал. У него только так и получалось думать – глядя в компьютер. Думать отдельно от компьютера он никак не мог, как все люди, которые проводят за ним очень много времени.
Жизнь встала на дыбы так неожиданно и так безнадежно, что Сизов, привыкший к тому, что он – свободный, образованный, в меру богатый, ничем особенно не озабоченный, – никак не мог с ней справиться.
Пришла пора брать ответственность на себя, а ему не хотелось ничего такого брать. Как-то и в сорок два года ему удавалось оставаться милым, избалованным, славным, чуточку эгоистичным мальчиком “с прошлым”. Это самое прошлое было таинственным и недоступным, а будущее он заказывал себе сам, как ему хотелось, и это было просто и приятно.
В минувшую субботу первый раз в жизни он крепко поссорился с партнером.
Вообще у них было замечательное партнерство – они никогда не ссорились, не делили деньги, не дышали друг другу в спины. Они предоставили Троепольскому возможность делать все, что ему заблагорассудится, в обмен на известную свободу и еще на то, что он не нагружал их глупыми административными вопросами, вроде подбора персонала или поиска нового офиса, когда старый становился маловат, а на памяти Сизова он становился маловат уже трижды.
В субботу Федор Греков без предупреждения явился к нему домой. Когда Сизов открыл, тот отшвырнул дверь, чуть не стукнув хозяина по носу, обежал все комнаты с видом мужа, который ищет дорогую супругу в объятиях полюбовника, даже в ванную заглянул, и там что-то с грохотом обрушилось.
– Федь, ты чего? – лениво спросил Сизов из коридора. Федя все еще шуровал в ванной. – Постирать приехал?
И откусил от яблока, которое держал в руке.
Он прекрасно знал – для чего тот приехал. Он все знал, и чувствовал себя погано, и яблоко кусал от того, что ситуация была дурацкая, – в такие Сизов не попадал никогда.