Запасной инстинкт
Шрифт:
Троепольский подумал, что через неделю работы в таком месте он непременно покончил бы с собой.
– Вот сюда проходите, – велела дама, открыла дверь и вдруг закричала, изменив тон со строгого на сладкий: – Зоя Михайловна, Зоя Михайловна, к вам пришли!
В большой квадратной комнате с окнами почти до пола никого не было, зато неожиданно оказалось, что на улице все еще день, и небо даже светлеет, и стена снега колышется прямо перед глазами, так что хочется протянуть руку и потрогать ее, эту стену. Внизу снег летел как-то
– Зоя Михайловна!
– Я слышу.
Троепольский оглянулся. Она стояла на пороге смежной комнаты и смотрела на него.
– Здрасти, – пробормотал Троепольский. – Я вам звонил.
– Здравствуйте. Я поняла. Спасибо, что проводили, Алла Николаевна.
– Не за что, не за что!..
– Проходите.
Она отступила в сторону, и Троепольский прошел, спиной чувствуя любопытство Аллы Николаевны, которое протыкало его насквозь, как стрела.
В соседней комнате были громадный письменный стол, заваленный бумагами и папками с белыми тесемками, несколько канцелярских кресел, книжный шкаф, вполне современный, компьютер и чахлые цветы в стойке. И окна.
Не то чтобы он боялся высоты, но она всегда его завораживала, как будто притягивала к себе.
Вдвоем с братом они однажды залезли на шпиль МГУ. Это было приключение, потому что нужно было преодолеть миллион препон и заслонов, обмануть сторожа, милицию и видеокамеры, и они обманули и полезли – только на основание.
Со шпиля казалось, что Москва лежит перед ними на блюдечке – можно откусывать с любой стороны. Ветер был холодный и страшный, небо слишком близко, и очень хотелось скорей убраться отсюда, но они не могли признаться в этом друг другу. Некоторое время они мужественно сообщали, что “вон высотка на площади Восстания”, а “вон Останкино”, а потом проворно, как коты, полезли по грохочущему железу вниз, к распахнутому люку.
Троепольский подошел к стеклу и потрогал – холодное. Москвы здесь тоже было много – дороги, дома, машины, крыши и снег, летящий из низких и плотных туч, желтые стены, антенны, углы и снег, снег…
– Стекло не открывается, – проинформировали его сзади. – Разбить его тоже нельзя.
– Я и не собирался его бить, – пробормотал Троепольский.
– Вы что-то слишком… пристально смотрите. Он оглянулся. Зоя Ярцева медлила на пороге, будто специально, чтобы Троепольский мог ее рассмотреть.
Он рассматривал и думал, как он ошибся. Опять. Опять ошибся.
Почему-то ему представлялось, что она похожа на всех остальных девиц, в разное время присутствовавших в Фединой жизни. Девицы эти разнообразием не отличались – губы алые, веки со стрелками, колготки в сеточку, юбки в любое время года, дня и ночи отрезаны точнехонько по ягодицы, бюст никуда не помещается. Красота.
На фотографиях она была в толстой куртке и нелепой шапочке, ни бюста, ни молочных коленок.
Пока он ее рассматривал, она стояла совершенно спокойно, даже безучастно. Только усмехнулась,
– Повернуться? Или так сойдет?
– Так сойдет.
Она оказалась не слишком высокой, и деловой костюм сидел на ней идеально, словно специально был сшит – или он и был сшит? Стрижка чуть ниже ушей – волосок к волоску, концы подвернуты вниз. Туфли – Троепольский скосил глаза – лакированные, на шпильке.
Невозможно представить себе никого, более Феде не подходящего.
Троепольский не нашелся, что сказать. Опять.
– Вы… правда знали Федора Грекова?
Она вошла в комнату и осторожно, словно контролируя несложное движение, прикрыла дверь.
– Садитесь.
– Спасибо.
Она обошла стол и села в черное кресло с высокой спинкой.
– А вы… правда были его начальником?
– Да. То есть я… формальный начальник. Мы начинали втроем – Федя, Гриша Сизов и я. Потом как-то так получилось, что я стал… начальником.
– Понятно.
– А вы здесь тоже начальник?
Она усмехнулась совершенно хладнокровно.
– Я продавец. Я здесь единственный человек, который знает, как продавать то, что здесь производится.
– А что здесь производится? Макеты гидроузлов?
– Зря вы иронизируете. Технологии есть технологии, их вполне можно продавать, и успешно, только нужно уметь. Я умею. Может, чаю? Или кофе? Только кофе растворимый, а Федька говорил, что растворимый вы не пьете. Его это очень веселило.
– Почему веселило?
Она улыбнулась вполне безмятежно.
– Он все время вспоминал, как десять лет назад у вас не было ничего, даже стульев, на полу сидели в вашей квартире, и компьютер вы брали взаймы. А потом вам брат его из Америки прислал, и вы его не могли получить на таможне. А теперь вы кофе растворимый не пьете. Смешно. – Зоя опять улыбнулась и посмотрела в окно.
– Это что, – сказал Троепольский неторопливо, – я еще всем врал про заказчиков.
– Как?
– Не было у нас никаких заказчиков. Сайты были никому не нужны, никто не понимал, что это такое. Я придумал фирмы, людей, сделал им визитки, договоры, макеты сайтов. Ничего этого не было на самом деле, сплошные мертвые души. Но все верили. И с этого все началось.
– Я думала, что из вас троих авантюрист только Федор.
– Не-ет, – возразил Троепольский энергично, и она даже засмеялась.
Он пока ничего не понимал. На вид она была совершенно хладнокровна, наманикюренные пальчики бесстрастно заложили за ухо светлую прядь. Мобильный телефон внезапно грянул первые такты симфонии соль-минор Моцарта, Зоя порылась среди бумаг, отыскала аппаратик, посмотрела в окошечко и нажала кнопку – выключила.
…Может, они с Федей в шашки по вечерам играли, в духе американского сериала “Друзья”?
Если так, значит, опять ему не повезло. Бедный Федька.
– Что вы хотели у меня спросить?