Запертые двери
Шрифт:
Мелинда в ответ молча глядела на отца и презрительно улыбалась.
– Кто тот парень, который тебя привез?
Мелинда продолжала невозмутимо улыбаться.
– Ты хоть знаешь, как его зовут?!
– напирал Эдвард Мерцер, стоя у входных дверей.
Без ответа.
– До каких пор это будет продолжаться?!!
– Я уже давно совершеннолетняя и могу делать все что хочу и что считаю нужным, - наконец ответила Мелинда, нарочно гнусавя, чтобы позлить отца.
– Тогда, хотя бы изволь уважать дом, в котором прожила твоя мать, до того как преждевременно
– После небольшой паузы, Эдвард Мерцер добавил, - Уж лучше я отдал бы тебя в школу для девочек при монастыре, когда была такая возможность. Может быть, тогда ты поняла, как важно ценить семейный очаг.
– О каком очаге идет речь, отец!
– встрепенулась в гневе Мелл, уже не играя роли более пьяной, чем есть на самом деле.
– Этот очаг потух вместе со смертью матери. Как только она умерла, ты тут же стал искать покой и утешение в своей проклятой работе, забыв о том, что у тебя осталась дочь. Дочь, которая лишилась не только материнской, но и отцовской заботы, при живом отце. Но он из-за своего эгоизма, своего самолюбия, решил пожалеть только самого себя, родимого!
– Я нанял тебе сиделку и приходил в каждый вечер домой, - ушел в оборону Мерцер.
– К черту няньку! К черту тебя и твои ночные приходы домой!
– Мелл знала, что завтра утром ей будет неприятно вспоминать эту тираду, но сейчас она просто не могла остановиться.
– Ты даже не приходил желать мне спокойной ночи и поинтересоваться, как я себя чувствую.
– Я спрашивал у миссис Уйнторп.
– По мне - это равно с безразличием. Ты ложился спать, даже не заглянув ко мне. Словно для меня в твоей душе не хватило места. Все свое тепло ты раздавал проституткам, не дожидаясь даже того дня, когда материнский прах остынет. И теперь ты просишь уважения?! Ты, который сам даже не знает, что значит это слово. Ты, который...
Ее слова оборвались, когда Эдвард Мерцер вмиг оказался рядом, и его ладонь со звонким хлопком отпечаталась на ее щеке.
– Никогда не говори мне то, чего сама не знаешь, - прерывисто заговорил Мерцер, тряся указательным пальцем перед лицом дочери.
– Я всегда любил твою мать и чтил память о ней.
– Он замолчал, глядя в ее широко распахнутые от изумления глаза. Затем, он медленно опустил руку.
– Извини, дочка, я не хотел. Прости...
– НЕ-НА-ВИ-ЖУ!!!
– закричала Мелл, и уже не сдерживая слезы, побежала вверх по лестнице, в свою комнату.
– Мелл!
– прокричал ей отец вдогонку, но Мелл не обернулась.
– Прости меня!
Эдвард Мерцер смотрел в след дочери, пока она не скрылась за стеной коридора, а потом раздался сильный удар захлопнувшейся двери. Мерцер неторопливо повернулся спиной к лестнице и подошел к стеклянному журнальному столику, на котором, помимо журналов, стояла пепельница и сигареты, с пониженной концентрацией никотина, производства его фирмы. С дрожащими руками, он прикурил от зажигалки "
Зиппо
"
"Она ко мне несправедлива", думал Мерцер, выдыхая клубы дыма в потолок, хотя и знал, что миссис Уйнторп не любила, когда он курил в доме, в этом она была непреклонна даже по отношению к хозяину. "Я всегда был хорошим отцом и любящим мужем, чтобы она не говорила". Он не мог понять, в чем была его ошибка и когда она переросла в настоящую угрозу для созданного им, столь непосильным трудом, очага. В переполненный стакан, вода в котором может перелиться через край лишь с добавлением одной единственной капли. Возможно, весь мир созданный им (все во благо жены и дочери, а затем только ради дочери) сейчас стоит на грани и для полного разрушения нуждается лишь в одной капле...
Этот мир скуп и надо брать от него все, пока двери в его сокровищницу приоткрыты - с этим убеждением, Эдвард Мерцер жил всю свою сознательную жизнь. Этот мир любит ложь, воровство и эгоизм, а иногда и усердный труд. И просто ненавидит простых работяг, пессимистов и неудачников. Эдвард Мерцер всегда стремился стать любимчиком Судьбы и в конце концом в этом преуспел, доказав, в первую очередь самому себе, что выход есть из любой ситуации, надо лишь уметь его видеть.
Но что делать, когда твои дела идут в гору, а любовь твоих близких черствеет и покрывается плесенью?
Эдвард Мерцер потушил сигарету в пепельнице в форме перевернутого на спину краба, подаренную ему на юбилей работниками его компании. Нельзя было сказать, что он был от нее в восторге, но он ценил все подарки, как бы безвкусно они не выглядели.
– Мистер Мерцер?
Он поднял голову и посмотрел через плечо, откуда раздался сонный голос экономки.
У дверей на кухню стояла миссис Уйнторп - дама шестидесяти лет, не очень высокого роста - в ночном халате.
– Стив разбудил меня и сказал, что вы хотите меня видеть. Что-то с Мелл?
– Да, - но, увидев испуганный взгляд экономки, которая уже давно стала их членом семьи, быстро поправился, - С ней все хорошо. Просто решил, что ей не помешало бы сейчас горячая ванна и чашечка чая. Простите, что пришлось разбудить вас в столь раннее время.
– Да ну что вы!
– отмахнулась от его извинений миссис Уйнторп, подойдя ближе.
– Ради Мелл, я пожертвую любым сном, каким бы он интересным и счастливым ни был.
– Спасибо вам.
– Все сейчас будет готово, - заверила она и скрылась снова за дверью.
– Миссис Уйнторп!
– поспешил окликнуть ее Мерцер, и экономка выглянула в холл.
– После чего оставите наполняться ванну и поставите греться воду в чайнике, вы бы не могли подняться к Мелл?
– Я могу, мистер Мерцер, - кивнула она, выйдя обратно в холл.
– Но, думаю, будет лучше, если вы сами это сделаете. Наверняка она ждет
вас
.
Эдвард Мерцер смущенно улыбнулся и кивнул головой:
– Да, думаю, вы правы. Пожалуй, я сам поднимусь к ней.