Записки брюзги, или Какими мы (не) будем
Шрифт:
Но русским чужой опыт не впрок – дай свой тоже. В январе 2007-го, во время русского сезона в Куршевеле, когда на Круазетт гремела группа «Звери», в одном из отелей стоял гроб: четырнадцатилетняя русская девочка, катаясь на сноуборде, погибла, ударившись головой о штангу подъемника. Шлем она игнорировала. И ведь приехала в Куршевель не одна, а с родителями, которые, похоже, тоже считали, что защиту придумали трусы.
Да что Куршевель – взгляните просто на петербургские улицы. Здесь все больше велосипедистов (что хорошо), но для них нет ни одной велодорожки (потому что губернатор Матвиенко призывает к массовому спорту, но не строит велодорожки). Питерские велосипедисты катаются исключительно на горных байках (чего не
В этой психиатрической больнице спортсмены могли бы стать врачами, сказав во всеуслышание: «Россия, надень шлем!» Или: «Россия, бегай по утрам!»
Но ни фига подобного – будучи любимцами публики и записными героями ток-шоу, они говорят совсем о другом: о том, как Россия всех уделает на чемпионате Европы, или чемпионате мира, или на Олимпийских играх.
Олимпиада в Сочи – кульминация безумия. Я не понимаю, как право проводить ее мог получить один из худших курортов в мире (грязное море, галечные пляжи, жуткие бетонные волнорезы и «Владимирский централ» из всех динамиков) и где горнолыжный курорт «Красная Поляна» – это часовые очереди на сорокалетней давности подъемники и единственный, пусть и длинный, склон. Но зато – все для Олимпиады. Не для здоровья, заметьте, нации, а для того, чтобы всех уделать и всем показать, какие мы крутые. Мне рассказывали, как в день приезда МОК в Сочи взрослых согнали в неработающий (стройка замерла давным-давно) аэропорт изображать его работу, а детям дали в руки лыжи и сноуборды, чтобы они переходили с ними дорогу перед кортежем. При том цена разового ски-пасса для семьи из четырех человек в «Красной Поляне» составляла четыре тысячи рублей – понятно, что кататься на лыжах в Сочи мало кто умел.
И что, кто-нибудь из спортсменов возмутился?
Ни фига: они дружно кричали – «Россия, вперед!».
Россия и движется вперед: прямо в могилу, при своей массовой неспортивности, при своем пренебрежении безопасностью, со своей средней мужской смертностью в возрасте пятидесяти девяти лет, с гиподинамией и отращиваемыми уже к тридцати годам задницами и животами. А спортсмены, как андерсоновы крысоловы, это шествие возглавляют.
Всем остальным, кто в этой картине участвовать не желают, остается лишь с ужасом на нее смотреть, украдкой креститься и готовить деньги на памятник замечательным спортивным достижениям.
Аминь.
Pulse St. Petersburg, 2008
Основная и филиал
В Лондоне проживает тысяч двести русских, но точной цифры нет: часть из них мигрирует между Лондоном и Москвой. Джет-сет в своем кругу зовет Москву «Основной», а Лондон – «Филиалом». В Москве сегодня тоже тысяч сто петербуржцев. Правда, немалая часть – от книгоиздателя Захарова до министра Грефа – ассимилировала, но некоторые перемещаются туда-сюда (я – еженедельно).
Обычное объяснение миграции – Москва сытнее. Оно как бы так. Потеряв в 1997-м работу, я метался раненой канарейкой по клетке Питера и еле устроился директором по рекламе за $300 в месяц. В Москве же на радио предложили $2000. Главный редактор петербургской газеты получает немногим больше корректора в Москве. Взгляните на московский middle class. Там годовой доход меньше ста тысяч долларов чистыми доходом не считается.
Но подлинная разница все же не в этом. Успех в Москве призрачен – словно Невский в описании Гоголя. Успешный московский «миддл» – почти всегда наемный работник. За десять лет
В Петербурге же среди моих друзей, знакомых, соседей – сплошь собственники. Владельцы ресторанов, архитектурного бюро, мини-отелей, фабрики, лесопилки, клиник и магазина. Даже у приятелей-переводчиков в собственности лишняя квартира, запущенная в бизнес-оборот.
Вот данные исследования, проведенного группой Market Up и агентством Sauce Strategy: для московского миддл-класса важно наличие новой дорогой иномарки, но не важно качество жилья (я знаю топ-менеджеров, арендующих комнаты). Никто из моих знакомых москвичей в центре Москвы не живет. В Петербурге наоборот: друзья исключительно в центре, хотя в иномарках у них – «пыжики» да «форды».
Порой в Москве с неукоренившимися питерцами – с Витей Набутовым, например – мы болтаем, что, вот, вернемся в Петербург из Москвы, то есть в нашу Основную из московского Филиала, если предложат хороший контракт. Обманываем: не предложат. Но когда деньги для нас перестанут быть главным мерилом – тогда вернемся непременно.
Вот только прикопим на еще одну питерскую квартиру, на отель или на лесопилку.
«Деловой Петербург», 2007
Наймиты государства
Дама, у которой я снимаю в Москве жилье, пытает меня с пристрастием:
– Димочка, сколько процентов в нашей стране бизнесменов?
– Около десяти, – вяло отмахиваюсь я, кликая мышкой в интернете.
– Почему тогда за «Яблоко» проголосовал только один процент? Почему один процент за СПС? Нашим бизнесменам, что, нравится нынешняя власть?
– Не нравится, но они за стабильность, – мямлю я не вполне уверенно: сайт Regnum.ru открывается с заголовка: «Большинство опрошенных бизнесменов согласны на частичный пересмотр итогов приватизации».
– Они – дебилы?! – вскрикивает дама, непримиримая демократка.
Как ей объяснить? Еще в 1980-х Борис Грушин, патриарх российской социологии, читал лекции о психологии масс. В массах, говорил Грушин, уживаются, как в Библии, взаимоисключающие утверждения: на каждый призыв к миру – требование меча, и на каждую мечту о прянике – вера в полезность кнута. Что, кстати, используются пастырями стад для манипуляций над стадом. И поведение российского бизнеса, знающего цену своему государству, но голосующего за «Единую Россию», но соглашающегося на отъем собственности, но утверждающего, что его удушают, – в рамках социальной психологии вполне объяснимо.
Неясно другое: почему бизнесмены ведут себя не как социальный класс (внутри класса противоречий не бывает), а именно как стадо? Грушин, увы, умер – но мое личное объяснение таково. Наши бизнесмены, вообще, не бизнесмены в европейском смысле: то есть собственники, извлекающие из собственности доход и стремящиеся к ее экспансии. Бизнесмены у нас ощущают себя слугами государевыми, которым государь даровал, на известных ему одному условиях, собственность и которым он дозволил с этой собственности кормиться. То есть, если проще, наши бизнесмены – это наемные работники при государстве. Наемный работник нередко работодателя недолюбливает (вот они государство и поругивают), но в правильности системы не сомневается (вот они за едроссов и голосуют). Российские бизнесмены даже тратят в стиле наемных работников: исключительно на личное потребление. Отсюда и их дикие хоромы, и их дикие нравы. Чистота Балтийского моря или красота Карельского перешейка – это уже не их забота, а доброго государя и его злодеев-министров, которые волю государеву, конечно, испортят. Но не упразднять же двор?