Записки бывшего милиционера
Шрифт:
Дипломную работу я защитил на отлично и получил красный диплом. Особенно приглянулась комиссии изобретённая мной номограмма для расчёта данных следствия, необходимых для СПУ. Она представляла собой два диска из плексигласа на одной оси с выгравированными на них шкалами. Через несколько лет после окончания учёбы я узнал, что моя фамилия увековечена на мраморной доске отличников-выпускников за 1978 год. Такие доски были размещены на стенах в парадном вестибюле академии, кажется, на втором этаже. В разные годы, приезжая в академию на какие-либо совещания-семинары, проводимые министерством, я видел свою фамилию на такой доске — и это, конечно, было приятно.
Состав учебной группы — а нас было человек двадцать пять — оказался разношёрстным, возраста примерно одинакового, тридцати-сорока лет, но поступивших в академию с разных должностей — от начальника поселкового отделения милиции, как Александр
Что касается отношения к учёбе, то оно было весьма разным. Например, один из моих одногруппников, бывший начальник райотдела милиции из города Бронницы, за три года учёбы ни разу не явился на занятия подготовленным. Были и слушатели с очень серьёзным отношением к учёбе, с первых дней поставившие цель — поступление в адъюнктуру и жизнь в Москве. Были редкие умницы, как Виктор Шушаков из Казахстана (капитан, бывший начальник отделения уголовного розыска) — весельчак, умевший даже о серьёзных вещах говорить с юмором, балагурить и поднимать всем настроение; мы с ним сдружились и поддерживаем связь до сих пор. Он сделал очень достойную карьеру в Калининграде, куда перебрался после академии, а после Калининграда работал в МВД СССР начальником одного из подразделений Главного управления по борьбе с наркобизнесом, стал генералом. А был и такой Ю. Волков, приехавший, кажется, из Кемерова в звании капитана, с должности старшего инспектора отдела по исправработам, который с первых же дней заявил о своей личной дружбе с Ю. М. Чурбановым (заместителем министра внутренних дел, зятем генсека Л. И. Брежнева) и подтвердил это тем, что из академии вышел в звании полковника и, кажется, был назначен заместителем начальника одного из главков МВД СССР. Но представить друзьями его и Чурбанова было невозможно, хотя, как знать, ведь Чурбанов в своё время тоже вышел из народа. Во время учёбы Волков был официально старостой нашей группы, слыл простым парнем, на занятия безнаказанно не ходил неделями, поэтому его функции исполнял Олег Бедевкин — заместитель старосты. Так или иначе, но через несколько месяцев после академии дошли слухи, что Волкова изгнали из главка по причине несоответствия должностям. Не помог ему и Чурбанов, звезда которого пока ещё сияла.
На занятиях в академии я без малого три года просидел за одним учебным столом с якутом Михаилом Емельяновым, приехавшим с должности (как и я) начальника отделения боевой и служебной подготовки МВД Якутии. За эти годы мы стали большими приятелями, но в Москве жили далеко друг от друга, поэтому дружить семьями как-то не получалось. За три года я дважды приглашал его к себе в гости, и так получалось, что он оба раза приходил к закрытым дверям. Один раз по причине моего срочного ухода в школу за Ириной (там что-то случилось, уж не помню). Хотя я и оставлял записку на двери, чтобы он подождал, но он ушёл. А второй раз — летом, из-за моего опоздания (не по моей вине) на пять-десять минут. Михаил обиделся по-настоящему, ждать не стал, моих объяснений потом не принял и, по сути, отказался со мной разговаривать. Так и закончилась наша трёхлетняя дружба.
Кстати, группа наша на треть состояла из москвичей, ребят простых, без зазнайства, все они службу начинали в качестве рядовых милиционеров, почти все заочно окончили вузы, Москву знали чисто с милицейской точки зрения, но культурная, историческая и т. п. жизнь столицы им была ведома в том же объёме, что и нам, приезжим из провинций. Но в отличие от нас, они ничем особо не интересовались, надеясь, что успеют это сделать потом. Мы же, приезжие, не упускали ни одной возможности посетить какой-либо музей или выставку, много ездили за город, посещали знаменитые места вроде Абрамцева, Архангельского, Звенигорода, Сергиева Посада и другие. Кстати, в Абрамцеве прямо на улице я встретил Валентина Шестакова, бывшего своего наставника по следственной практике в 1968 году в Соломбальском райотделе милиции Архангельска. Трудно поверить, но это факт. Шестаков, оказывается, ещё работая в Архангельске и будучи в Подмосковье в доме отдыха, познакомился с женщиной, работником тамошней милиции, переехал к ней, женился и до сих пор работал следователем. Он выглядел постаревшим, сказал, что пить бросил. Конечно, мы с ним поговорили, вспомнили общих знакомых и на этом распрощались.
Кроме учёбы нас, слушателей академии, хоть и редко — видимо, при крайней нехватке своих сил, — КГБ привлекал для участия в обеспечении безопасности при проведении общественно-политических
На встрече с Раулем Кастро мы изображали студентов (естественно, в гражданской одежде) и занимали три первых ряда сидений в зале, отсекая всех остальных от сцены с трибуной. Всё происходило в каком-то Дворце культуры (названия уже не помню), каким-то образом связанном с Украиной, о чём можно было судить по украинскому интерьеру Дворца с множеством этнографических элементов, а также по пирожкам в буфетах, вкуснее которых я не ел в своей жизни ни до, ни после. Возможно, поэтому я считаю украинскую кухню самой лучшей.
На Красной площади во время ноябрьской демонстрации 1977 года мы были дружинниками, конечно же опять в гражданской одежде, с красными повязками на рукавах и стояли цепочкой, почти плечом к плечу, вдоль площади, разделяя колонны демонстрантов. Я был в восьмой цепочке, напротив центра трибуны, где находились Л. И. Брежнев со всеми членами Политбюро ЦК КПСС. Наша задача — не допустить перемещения демонстрантов из одной колонны в другую при любой ситуации. Пропуск в оцепление у меня сохранился до сих пор.
Работе в оцеплении предшествовала репетиция, причём с отработкой элементов осложнения обстановки, в частности в случае возникновения каких-либо происшествий, в том числе массовых беспорядков. Особенно впечатляющим для меня в этой репетиции было рассечение площади (со стороны ГУМа в сторону Кремля) двойными рядами солдат с автоматами в руках, с интервалом между рядами около трёх-пяти метров. С учётом наших цепочек из дружинников вся площадь оказывалась рассечённой на небольшие прямоугольники с небольшим числом демонстрантов в каждом. Солдаты с устрашающим видом и криками в считаные секунды рассекали площадь, стремительно выбегая шеренгами из всех дверей ГУМа и прочих зданий, находящихся на противоположной от трибуны стороне площади. Всё происходило очень чётко, и я такого ранее не видел ни в жизни, ни в кино.
В период учёбы в академии очень ценной для нас, провинциалов, была доступность культурной сферы Москвы. И не столько благодаря многочисленным организованным экскурсиям, начиная от Мавзолея Ленина и кончая музеями-заповедниками, сколько Университету культуры при Академии МВД, состоящему из трёх факультетов: музыкального, кино- и художественного искусства, которые возглавлялись соответственно композитором Арамом Хачатуряном, актёром Юрием Яковлевым и художником Ильёй Глазуновым. Они сами приходили к нам на занятия и приводили с собой различных знаменитостей. За три года учёбы в академии мне повезло вживую увидеть многих известных артистов, музыкантов, художников, посетить всякие выставки, побывать в разных театрах. Наиболее памятным для меня было приглашение на открытие выставки картин И. Глазунова, которая должна была состояться на Кузнецком мосту в Доме художников. На эту выставку мы, слушатели академии, имели персональные приглашения от Глазунова. Мало кто из слушателей явился на эту выставку, но мы с Еленой пришли, простояли под сильнейшим дождём несколько часов, но открыть выставку Глазунову так и не разрешили из-за скандала, вызванного выставленной им картиной «Мистерия XX века», где были изображены наши бывшие и настоящие правители и вековые народные проблемы. Убрать эту картину Глазунов отказался.
Конечно, просто так попасть на более-менее знаменитую выставку, другое культурное мероприятие было непросто, а порой — невозможно, если ты не имел приглашения. Или надо было отстоять многие часы в очередях желающих посетить то или иное престижное мероприятие. Приходилось искать выход из этого положения. Я стал злоупотреблять своей сохранившейся милицейской формой, которую из Архангельска привёз в Москву вместе с формой внутренней службы. Я надевал милицейский наряд, подходил к милиционерам, которые регулировали доступ посетителей на такие выставки, просил пропустить как своего и ни разу не получил отказа. Естественно, что Елена всегда была со мной. Если бы не это, то мы очень многого бы не увидели в Москве. Например, попасть на мемориальное Новодевичье кладбище в то время было нереально, так как оно было закрыто для посторонних людей. Или посетить американскую выставку, посвящённую 200-летию США, или Оружейную палату с Алмазным фондом СССР. А когда на другой день после посещения чего-нибудь такого я рассказывал в своей группе о культпоходе, меня жадно слушали и завидовали. Главным образом завидовали ребята-москвичи, которые, родившись в Москве и прожив там всю жизнь, о всяких московских достопримечательностях знали понаслышке, сами их не посещали и не видели, так как не торопились, откладывали всё на завтра по принципу «ещё успею».