Записки бывшего милиционера
Шрифт:
Кстати, на этой должности 30 апреля 1974 года меня переаттестовали, и из офицера милиции я преобразился в офицера внутренней службы. Пришлось поменять милицейскую форму на общевойсковую.
К весне 1975 года стало известно о создании нового факультета в Академии МВД — по подготовке руководителей горрайорганов внутренних дел, и я сделал всё, чтобы попасть в кандидаты на поступление в Академию на этот факультет, использовал возможности, которые мне давала работа в кадровом аппарате УВД.
На это у меня были особые причины: имея только гражданское высшее образование, я понимал, что без специального милицейского
Перед убытием в Москву оформил отпуск и даже ухитрился пройти горнило проверок на благонадёжность, чтобы впервые побывать за границей — в Югославии и Румынии — по автобусной туристической путёвке, правда, под бдительным оком старшего (вернее, старшей) и тайным надзором комитетчика, который обязательно присутствовал в каждой группе под видом рядового туриста.
Югославия у нас в стране считалась одной из социалистических стран, но с «душком» капитализма, и поэтому значительно отличалась от нашей Родины. А Румыния — рядовая соцстрана, но бедная, то есть люди там жили хуже нас. Но если в Югославии мы посетили много городов и даже дня три отдыхали в одном из отелей на берегу Адриатического моря, то в Румынии, кроме городов Бухарест и Темишоари, нигде практически не останавливались.
Не знаю, кто придумал такой маршрут, но мы воочию смогли убедиться в преимуществе югославской экономики с капиталистическим уклоном над чисто социалистическим укладом Румынии.
В Югославии нас поразило — да просто убило — обилие магазинов и товаров в них, включая кока-колу и жевательную резинку (жвачку), про которые мы — во всяком случае я — думали, что их употребляют только на Западе.
В Советском Союзе в середине 70-х годов очень модными были чёрные лакированные туфли, а также материал под названием «кримплен» (100 % синтетика), из которого шились платья, женские и мужские костюмы и брюки. Но всё это у нас можно было достать по большому блату. И вдруг мы в Югославии чуть ли не в каждом маркете видим огромные сетчатые корзины по пояс в высоту, наполненные этим самым кримпленом и этой лакированной обувью, причём туфли не были собраны в пары, а правые и левые их части, благодаря стараниям советских туристов, были разрознены. Многие наши люди, оказывается, знали об этом и, когда подъезжали к магазину, толпой из автобуса бежали к этим корзинам и рылись в поисках нужной вещи или пары одинаковых туфель. Югославы уже этому не удивлялись, а только с усмешкой проходили мимо, глядя на кольцо пятых точек, окружавших корзины, как оказалось, с уценённым барахлом.
Несмотря на страстное желание приобрести пару обуви — кстати, она, по нашим меркам, стоила копейки, — я не мог заставить себя принять участие в этом действе, а поэтому остался без новых туфель.
Зато мне очень повезло со значками, которые я коллекционировал уже несколько лет и часть (штук сто) взял с собой для обмена при случае за рубежом, чтобы пополнить свою коллекцию. Но, как ни удивительно, в Югославии значков не оказалось. Их не было ни в одном магазине. Более того, когда кто-то из югославов видел на советском туристе значок, то просьбы его подарить было не миновать. С обменом у меня ничего не вышло, но и дарить значки я не собирался, так как никаких побудительных мотивов к этому у меня не было.
И вот в одном из магазинов продавец случайно увидел у меня эти значки (они всегда были у меня в сумке) и стал просить продать их ему. После недолгих колебаний я отдал ему всё, что было. Полученная взамен сумма оказалась вдвое больше той, которую нам разрешили взять с собой в Югославию.
Ну а в Румынии забот с выбором подарков не было, потому что и покупать-то было нечего. В магазинах всюду продавались банки с толстолобиком в томате китайского производства, но с русским текстом на этикетках и книги с портретами Мао Цзэдуна на обложках. На прилавках всё же были мясные продукты, в том числе колбаса и копчёности, а также кожаные изделия. Присутствовали ещё кое-какие товары вроде китайских зонтиков.
Наличие китайских продуктов и ширпотреба объяснялось просто: Румыния в то время горячо дружила с Китаем, а с СССР была в очень прохладных (если не сказать хуже) отношениях. Наличие мяса и товаров из кожи объяснялось преобладанием аграрного производства в стране.
Многим из нашей группы, в том числе и мне, неистраченную румынскую валюту пришлось возвращать в банк, так как на хорошие кожаные вещи её не хватало, а покупать колбасу даже в голову не приходило. Но некоторые всё же постарались превратить валюту в товар. Так, один парень из нашей группы купил большой кожаный чемодан, набил его колбасой и благополучно пересёк границу, благо нас нигде никто практически не досматривал.
Наша группа состояла в основном из рабочих-передовиков, награждённых турпутёвками. Молодёжи было мало, но с первых же дней возникли микрогруппки, то есть пары, а я оказался в составе троицы с прорабом-строителем Виктором Сысоевым и инженером Иваном Федосеевым. Так мы тройкой и путешествовали, игнорируя женскую половину группы, за что на полном серьёзе получили выговор от руководительницы. Видимо, мы вызывали подозрение, и она получила указание от тайного надзора разобщить нашу троицу, чтобы «чего-нибудь не вышло». Но мы оказались стойкими солдатиками, отбили все женские атаки и продолжали шляться по заграничным достопримечательностям тройкой до конца тура.
Конечно, впервые оказавшись за железным занавесом, мы на всё смотрели открыв рот, всё казалось диковинным. Интересно было наблюдать, как водитель автобуса и гид категорически отказывались обсуждать с нами югославское житьё-бытьё и при этом оглядывались по сторонам. А когда я попытался сфотографировать резиденцию президента Тито — он же генсек тамошней компартии, — то ко мне подскочили неизвестно откуда взявшиеся человек пять, замахали на меня руками и запретили фотографировать. Но зато в Титовграде, случайно оказавшись там в день рождения Тито, мы стали свидетелями того, как широко, вплоть до сброса из самолётов открыток с текстами, славящими Тито, отмечали это событие.
А в Румынии из автобуса мы увидели — как будто в каком-то историческом фильме — табор цыган и самих цыган, расположившихся кольцом, в центре которого цыган с бородой кнутом стегал молодую цыганку не по-киношному, а она извивалась под ударами и визжала. Однако мне до сих пор кажется, что всё-таки это было представление, то есть понарошку, потому что уж слишком демонстративно всё происходило.
Так или иначе, но от увиденного в Югославии и Румынии у меня не появилось желания остаться и жить в такой загранице: носить кримплен, кушать толстолобика и постоянно озираться по сторонам. Боже меня упаси! А о жизни в капстранах я тогда не имел объективного представления. Слишком мощной была советская пропаганда о «загнивающем капитализме».