Записки дивеевской послушницы
Шрифт:
Так они подошли к красивому дому с голубятней.
— Вот здесь я и живу, — сказала женщина и предложила: может, зайдете? С детишками познакомлю, свекровью, они у меня добрые…
— Простите, но вынужден отказаться, Хрисанф Егорович, наверное, уже пришел. А в доброте ваших домочадцев я не сомневаюсь, я вообще здесь злых людей не встречал.
Мальчик и женщина по-приятельски улыбнулись друг другу.
— Да, пришел наш староста, — ответила учительница, — еще час назад была слышна песня, они сегодня пораньше управились, потому как гроза надвигается. Еще с утра
Коля снова улыбнулся, он не стал расспрашивать, откуда это было ясно, уж слишком невежливым ему казалось — приставать к этим милым людям по пустякам.
— Бывайте, Никола, — сказала учительница, — заходите непременно, особливо если вопросы какие имеются, попробуем разрешить.
— Бывайте, ой, то есть я хотел сказать, — смутился Коля, — до свиданья. И спасибо вам за все. Вы так мне помогли!
— Ну, что вы, вам спасибо. Даст Бог, еще свидимся. А теперь быстрее бегите домой, видите, какая туча из-за горы идет на Ободок.
— Да, вижу. А как гора называется?
— Вот эта?
— Да.
— Гора потомков. У нее легенда красивая есть.
— Какая, расскажите?
— Прям щаз?
— Да! Да!
— Говорят, что в полночь она оборачивается и, если человек будет в это время на ней, то может оказаться в будущем.
— А кто-нибудь из будущего к вам приходил?
— Нет. Говорю же вам, легенда это…
Коля быстро пошел в сторону дома, к которому он так привык и стал уже называть своим. Сегодня ему очень хотелось поговорить с Хрисанфом Егоровичем. Как только он сделал пару шагов от калитки учительницыного дома, большие капли дождя упали на землю и подул сильный ветер, Николай прибавил шагу, ветер крепчал, мальчик побежал, упрямый ветер не отставал, будто споря с Колей: кто кого?
— Никола, айда ко мне.
Мальчик обернулся — позади него ехал верхом Матвей. Коля взобрался в седло позади всадника, Матвей цокнул языком, и конь быстро поскакал.
— Вот такие дела, и ничего тут не поделаешь, Никола, приехали…
— Слышишь, Матвей, может, зайдешь? Поговорить с тобой хочу…
— Нет, у меня дело сегодня, отлаживать нельзя. А ты, если хочешь, заходи, ну там завтра али когда в другой раз. Спросишь у кого-нибудь из ободчан, где Майдановы-старшие живут, тебе, значит, и укажут, отсюда ровно две версты ходу, ну, давай…
— Пока, Матвей, ты тоже заходи, если что. Постарайся, выбери момент.
— Ага…
Хрисанф Егорович уже был дома, однако ужинать не садился, все ждал Николая, и когда тот пришел, мужчина облегченно выдохнул:
— Наконец-то, ученый, не понимаю, как можно столько в библиотеке пропадать? Я, к примеру, больше специалист по разговорной части. От человека чего узнать али, к примеру, на собрании кого послушать. Но чтобы столько часов кряду корпеть над книгами — это уж извиняй! Так ведь и окаменеть можно, а главное, вопросы задать некому. Самому надо ответы выискивать. Я вот что заметил, чем грамотнее человек — тем больше он сомневается, ерзает как уж на лопате. Ну, давай, ужо жрать, что ли? А то я проголодался как медведь по весне.
Мужчина тяжело вздохнул, достал трубку,
Коля послушно сел, тем более что он сам давно проголодался. Ужин был прямо-таки царским. Запеченный поросенок с яблоками, семга с хреном, куриный бульон, около десятка салатов. Глядя на все это изобилие, мальчик растерялся. Однако посмотрел на Хрисанфа Егоровича, быстро освоился. Дома Николай такого пира ни разу не видел, хотя его мама готовила отменно.
Ели долго и с видимым наслаждением, а когда закончили, к разговору приступили не сразу. Видимо, хотелось все тщательно обдумать, да и просто отдохнуть. Кто знает, сколько бы они молча просидели за самоваром, если бы кто-то снаружи не постучал в окно.
— Ну, кто еще там? — недовольно проворчал староста, — покоя совсем лишили. Все ходют и спрашивают, ходют и спрашивают, прям как дети малые, честное слово…
Николай спешно выглянул. Это была Любава. Коле показалось, что девушка выглядит растерянной, по ее виду можно было подумать, будто что-то случилось, но Любава улыбнулась, и думы о грусти тотчас исчезли, будто солнце разогнало тяжелые тучи.
— Возьмите, пожалуйста, это от меня… — девушка протянула Николаю аккуратный маленький платочек, быстро повернулась и убежала.
Мальчик, изумленный, развернул. Оказалось, что на платке вышиты два прелестных лебедя, повернутых друг к другу. Коля внимательно осмотрел лебедей, тяжело вздохнул и прижал платок к сердцу. Густая краска залила его лицо, но, казалось, он этого не замечал, только грустно смотрел в открытое окно и на спелую черешню, которая осыпалась в палисадник.
— Это подарок, чудная у нас Любава, она верит, что ты и впрямь из будущности. Бабе только волю дай, так замечтается, мало не покажется.
— Пожалуйста, замолчите, прошу вас!
— Ой, молчу, молчу, молчу… Ай, от меня в таком деле какой прок? Я по делам будущего тутова не мастер, но хочу напомнить тебе сызнова: от нас уйдешь, когда приедут из Цыбина. Передам тебя из рук в руки.
— Пожалуйста, очень прошу вас, Хрисанф Егорович, замолчите, а то я с ума сойду! Не просто так ведь все.
В комнате после этих слов стало тихо. Коля ушел в себя, а староста, видя его страдание, допекать не стал, набил в трубку табаку, провел ее по нижней губе, как бы желая удостовериться в чем-то, поднес к лампе и зажег, и только после этого с видимым удовольствием затянулся. Вскоре запах табака распространился по всей комнате, однако его тут никто не замечал.
Немного погодя вошла Варвара, в руках у нее был тяжелый мешок, видно, наполненный чем-то.
— Нате, возьмите, это вам на дорогу харчи наши, — протянула она мальчику. По всему видать, за вами утром рано приедут, барин не любит ждать. И пожалуйста, простите меня, ежели чего худого вам сделала — это так, по нашей бабьей неумности, я ведь душою-то к вам сразу расположилась. Ведь первый раз с человеком из Цыбина-то знакома, простите, может, ляпнула чего-то не то, али кормила когда невкусно, али забыла чего…