Записки фельдшера

Врайтов Олег

Алексей сидел молча, глядя в одну точку. На бледного Валентина, прикованного наручниками к барьеру, где находилась скамья подсудимых, он не смотрел вообще. С того самого момента, как он держал на руках своего ребенка в последний раз, он произнес не более десятка слов. Дины рядом не было. Новость, которую ей сообщил муж, просто подкосила ее. Уже четвертый день она не вставала с постели, только плакала, отвернувшись к стене. Он не плакал. И молчал.

Тяжкий груз смутного сознания своей вины давил на его плечи. Он сам, своими руками, спас того, кто убил

его ребенка. Отпустил его, хотя обязан был сообщить в милицию. Пожалел… Вот результат жалости. Как сказать об этом Дине? Как сказать, что убийца их девочки был спасен его руками? Как сказать, что, жалея этого выродка, он подписал приговор собственной дочери? А если бы и не ей — то чьей-то еще дочери?

Совещание прошло быстро. Слишком уж многое говорило против обвиняемого. Краем уха Алексей слышал, как шелестят мантии вернувшихся. Судья развернула приговор и начала громко зачитывать. Врач не слушал ее. К чему все это? Лены уже нет. Даже срок в тысячу лет для преступника не вернет ее.

— …согласно статье Уголовного Кодекса Российской Федерации номер сто пять…

Сергеев сжал кулаки. Господи, как теперь жить? Как?

— …убийство несовершеннолетней, разбой…

Сидящий рядом Коля осторожно толкнул его локтем — слушай, мол.

— …подсудимый Селезнев Валентин Эдуардович, приговаривается к лишению свободы сроком на двенадцать лет в колонии строгого режима. Приговор суда окончательный, обжалованию не подлежит.

Алексей громко засмеялся, все так же глядя в пол.

— Потерпевший, соблюдайте порядок в зале суда! — строго произнесла судья.

— Порядок? — поднял голову врач. — Я не вижу порядка. Я вижу только то, что моя дочь мертва, а эта тварь будет жить.

— Если вы не прекратите, вас удалят из зала.

— Я удалю себя сам, — Сергеев встал и направился к выходу, провожаемый взглядами. — Играйте в справедливость дальше, без меня.

Его никто не остановил. Он прошел по коридору странной, шаркающей походкой, пересек вестибюль и вышел на улицу. На улице было по-весеннему многолюдно — суетились пешеходы, сновали машины по улице, непривычно ярко после зимней серой хмари светило солнце, воздух был полон ароматов цветущей алычи. Густая синь неба было слегка прорежена тонкими нитками перистых облаков.

Алексей шел по улице, тупо глядя перед собой, натыкаясь на прохожих, переставляя ноги механически, как робот. Мысли его были далеко.

Внезапно привычный шум улицы разорвал визг тормозов и глухой удар. Сергеев повернулся. С пешеходного перехода неслись крики боли. Темно-зеленый джип, пытаясь проскочить на красный свет, кого-то сбил, судя по вмятине на крыле и разбитой фаре, усыпавшей стеклянными осколками полосатый асфальт перехода. Из-под его колеса торчала дергающаяся нога, обутая в белый кроссовок. Сбитый надрывно кричал. Вокруг него столпились люди.

— Вызовите «Скорую»! — донесся крик. — Живее, он в крови весь!

Первым желанием было броситься туда, растолкать толпу, оценить состояние пострадавшего, оказать помощь…

Оно вспыхнуло и угасло.

Хватит

спасать.

Хватит жалеть.

Хватит, потому что даже Бог не скажет, заслужил ли спасаемый спасения.

Сергеев равнодушно отвернулся и пошел прочь, глядя перед собой мертвыми пустыми глазами.

* * *

Ира посмотрела на суточный график — и поморщилась. Повезло, нечего сказать.

— Привет, Ирка! Ты с кем сегодня? — прощебетала Люся, стряхивая капли с зонта, который несла в руке.

— С Зомби…

— М-да… Сочувствую. Ну, ладно, не дрейфь — ночь все-таки, не сутки.

Ира кивнула, угрюмо скользя глазами по графику. Ночь — это тоже много. Двенадцать часов на бригаде в темное время суток и так не сахар, да еще с таким доктором.

Девушка побрела по коридору, машинально отвечая на приветствия персонала, снующего туда-сюда. Нет, она просила дополнительные смены, но такую! В голове не укладывается.

Фельдшера пятнадцатой бригады она нашла в заправочной. Точнее, услышала ругань и заглянула туда. Дима был взъерошен, как искупавшийся в луже воробей, и орал на Машу не хуже пожарной сирены.

— Да мне до одного места твои инструкции!! Я тебе расходку дал — твое дело мне все выдать!!

— Я тебе русским языком повторяю — феназепама нет! — крикнула в ответ не менее разъяренная фельдшер заправочной. — Что тебе непонятно в слове «нет»? Он только для спецбригад!! Распоряжение заведующего!!

— А я чем работать буду?!

— Мне плевать, чем ты работать будешь! Феназапам для спец…

— Заладила! Да подавись ты им! Утопись в нем! — Дима с грохотом зашвырнул в ячейку сумку и так бабахнул дверцей, что задрожали оконные стекла. — К твоей маме приеду, также ей скажу!!

— Да пошел ты в задницу, урод! — выкрикнула Маша. В голосе ее прозвенели слезы. Любовь ее мамы к бензодиазепинам, проявляющаяся в периодических и частых вызовах бригад «Скорой помощи», была давно общеизвестна.

Ира торопливо отпрянула от дверного проема. Весело… Дима никогда не отличался пустой скандальностью, да и в данной ситуации был явно неправ — с чего это он так сорвался? Дневная смена повлияла?

Переодевалась она в своей, четвертой бригадной комнате, не желая заходить в пятнадцатую. Потом спустилась вниз, распихала по карманам бланки карт вызова, расходных листов, сообщений в поликлинику, обшарила салон машины для контроля целостности и наличия инвентаря. Кислорода в баллоне АН-8 [32] было меньше одной атмосферы. Дима, злобно куривший на крыльце, на осторожный вопрос о причинах отсутствия кислорода (и невысказанный вопрос о причинах его непополнения к окончанию смены) разразился такими матюками, что Ира поспешно ретировалась.

32

Аппарат для дачи ингаляционного наркоза закисью азота. Используется и как кислородный ингалятор.