Записки гробокопателя
Шрифт:
— На две можно расписку. Сутки на добор, — разрешил Синяк. — Кстати… А где мадам?
Появилась блондинка.
— Знаете, красавица, почему отключен ваш телефон? — спросил Синяк.
— За неуплату междугородных разговоров… — пробормотала, запинаясь, она.
— Правильно, — кивнул Синяк, улыбаясь. — За разговоры. Только не междугородные. Вот справочка из телефонного узла. Муженек ваш, мадам, вот этот, темной ноченькой звонил специальной суксуальной барышне и под ее аккомпанемент надрочил в кредит две тысячи баксов.
— Может, это не он, — пролепетала блондинка.
Синяк
— Тогда он.
5
КСП — Клуб Свободных Писателей — открылся несколько лет назад на бульваре в центре Москвы в помещении бывшего альманаха «Поэзия». Вместе с помещением Клубу Свободных Писателей достался и Суров, многие годы проработавший в покойной «Поэзии». На двери его кабинета теперь висела табличка: «Всемирная организация писателей. Московская штаб-квартира КСП. Генеральный директор Суров Ю.В.».
По международному уставу ему полагался чин исполнительного секретаря, но, когда Юрий Владимирович заказывал себе визитные карточки, в текст вкралась ошибка, и должность была завышена. Исправлять ошибку не посчитали нужным суетно и накладно.
Зарубежные коллеги, по примеру которых был организован КСП, презентовали «субару», ту самую, с капризной сигнализацией, на которой Суров ездил на работу, иногда с утренней остановкой у Саши; также подарили подержанную оргтехнику.
Секретарь французского отделения КСП, горбатенький старичок, привез в подарок медикаменты, в основном просроченные поливитамины.
Задач у Клуба было две. Первая — обмениваться творческим опытом со своими и зарубежными коллегами; вторая же — если кого-нибудь из пишущей братии прищучат власти, всем миром вступаться.
Опытом члены Клуба обменивались по-прежнему, без посредников, самостоятельно. Инакомыслие же в России прекратилось в связи с учреждением демократии. Для малопродуктивной правозащиты остались только коллеги из ближнего, главным образом юго-восточного, зарубежья. Но интерес КСП к чужим делам законно раздражал и центровую власть и местную, а также отвлекал от главного — полноценных международных общений: конгрессов, симпозиумов, «круглых столов»… А эта сфера деятельности Сурова удачно смыкалась с его бизнесом в Англии, в чем ему весьма помогло высокое международное положение Клуба.
Все бы ничего, да был в биографии Сурова один прокол. В августе девяносто первого он явился на работу в черном торжественном костюме с галстуком посмотреть по служебному телевизору любимый балет «Лебединое озеро». Весь облик его в тот день дышал подъемом и воодушевлением.
Этим обстоятельством позднее его частенько донимал Роман Бадрецов. Суров для успокоения определил Бадрецова на очередную халяву с творческой группой в Бухарест, но неблагодарный Бадрецов хоть в Бухарест и съездил, угодив в тамошний вытрезвитель с какой-то бабой, но подкалывать его не прекратил.
…На ночь Суров принял снотворное, и нехорошие мысли о злополучном сообщении автоответчика к утру растворились. Теперь все казалось просто.
Значит, Ванька жив. И телефон узнал, не поленился. Вот откуда про «Тропу Моисея» ему известно? А впрочем: если Иван жив, наверняка трется по журналам, издательствам,
Выглядел Суров сегодня отменно: в черных кожаных штанах, в роскошно-скромной ковбойке, с шелковым фуляром на шее. Крепкое его туловище было оплетено желтой портупеей, сводившейся слева под мышку в кобуру газового пистолета.
Он просматривал список отбывающих в пустыню поэтов, небрежно положив ноги на тумбочку письменного стола. Списки составлял он сам, утверждать избранников должен был по уставу Исполком КСП. Исполком и будет утверждать, но уже после мероприятия, задним числом. Постфактум. Так удобнее.
Ощущение власти над судьбой визгливых поэтов — кого включить в поездку, кого погодить — грело душу. У него начался обычный в таких случаях прилив настроения.
Он был в кабинете один, когда туда без стука вломился огромный детина полубабьего вида с седой косой, в кожаной куртке, зеленом пиджаке, в тапочках и комбинированной кепке. Детина, не снимая кепки, почесал под ней темя.
— КСП тута? Джабар пришел?
Чувство страха накатило на Сикина позже, пока же он, не снимая ног с тумбочки, процедил, не поднимая глаз:
— Александра Михеевна Джабар на рабочем месте в своем кабинете. Стучаться надо…
— Пасть закрой, — сказал детина, — кишки простудишь.
Коричневые туфли Сикина медленно переместились на пол. Он приоткрыл рот в нехорошей догадке…
— Соображаешь, — улыбнулся Синяк, развалисто усаживаясь в кресле. — Это я звонил насчет Ивана.
Сикин встал, почему-то опустив руки по швам. Синяк обозрел его, сосредоточив внимание на кобуре, привязанной к Сикину сыромятными путами.
— Ну, ты прям как памятник Высоцкому на Ваганькове. — Синяк откусил кончик сигары и выплюнул на пол. Сикин независящим от себя движением придвинул к нему пепельницу. — Обвязался весь…
Сикин похолодел. Он почувствовал, как кишки предательски забормотали, кожа на лице стянулась и запульсировала, зачесалось плечо под ремнем. Все это время, что функционировал шкатулочный бизнес в Англии под прикрытием КСП, он ждал наезда рэкета.
— В следующий раз, — продолжал Синяк, небрежно разглядывая кабинет, завешанный фотографиями Сикина с именитыми товарищами, — как меня завидишь, сразу стреляйся газом из своей пистоли. И маленький совет: пора, мой друг, пора с вещами на выход. Засиделся в девках. Забей себе: твое место у параши, в связи того, что был ты дятел-стукачок, а теперь ты вечный Птица-Пенис. Пенис-петушок. Повтори.
Сикин послушно пожевал губами веленые Синяком слова.
— Ну, будь здоров, петушила, — улыбнулся Синяк, выкарабкиваясь из низкого неудобного кресла. Он подошел к двери, но решил еще покуражиться. — Между нами, эта кобура — говно.
Синяк задрал над мощным задом куртку и постучал себя по рукоятке пистолета в кобуре, заткнутого за пояс на прищепке.
— И ножки на стол не ложи. Будь проще — люди потянутся.
Закрыв за посетителем дверь на ключ, Сикин с тоской подошел к окну. Конечно, «мерседес». И пистолет у него наверняка не газовый. Он достал из холодильника бутылку виски и отхлебнул прямо из горла.