Записки империалиста

Чернов Кирилл Николаевич

После этого последнее совещание перед сражением пошло своим ходом. Когда закончили, я обратился к генералу Хомутову: «Михаил Григорьевич, я думаю, что войскам теперь можно объявить, что, я, здесь».

После моих слов он вышел в центр комнаты, посмотрел на присутствующих громко, даже с некоторым удовольствием сказал:

— Господа!!! Всё стали смотреть на него.

— Перед вами наш государь!!! Его Императорское Величество, император Всероссийский, Александр Николаевич!!!» И повернулся ко мне, встав по стойке «смирно».

Немая сцена. Мне даже смешно стало. Боевые офицеры, с выпученными глазами, открытыми ртами. Бутаков, Карташевский, и другие машинально перекрестились

глядя на меня. Я дал им немного времени прийти в себя, выслушал их приветствия, и сказал:

— Да, господа я здесь.

— Здесь для того, что добыть в бою для России победу. Настоящую большую победу в этой войне. И жду этого от вас, и вверенных вам войск. Сообщите офицерам, солдатам, матросам, что император с ними. И верит в них!

— Мы, русские, с нами, Бог! И перекрестился на иконы, остальные тоже.

— Но, на, Бога, надейся, а сам не плошай! Всё! Встретимся после победы.

После этого ещё ошарашенные таким поворотом событий, все разошлись по своим местам. Я тоже начал собираться на гору Митридат. Там был мой главный командный и наблюдательный пункт. Впереди был тяжёлый день в плане нервов, ещё и ночь.

«Утром 12 мая, неприятельские пароходы несколько раз показывались в виду Камыш-Бурунской Бухты, на довольно близком расстоянии от берега; мы жители Камыш-Буруна так привыкли к появлению на море незваных гостей, что и на этот раз не обратили на них особенного внимания и продолжали свои обыкновенные занятия. Повертевшись некоторое время возле берега, пароходы, один за другим, неожиданно стали входить в самую бухту, и становиться на якорь. За ним потянулись исполинские винтовые корабли… которые также бросили тут якорь. Мы оторопели, суматоха усилилась еще больше, когда с пароходов открылась канонада воль по протяжению берега, примыкавшего к Камыш-Бурунской экономии… Пушечная пальба, произведенная, вероятно, с целью открыть присутствие наших войск или сокрытые батареи, прекратилась, и от пароходов и кораблей стали отчаливать лодки, шлюпки и катера, наполненные вооруженными людьми…». Так это увидел коллежский асессор Леонтьевский, очевидец происходившего.

Это я видел и сам, находясь на Павловской батарее, и рассматривая всё это в мощную подзорную трубу. Глядя на высадку у меня чесались руки дать отмашку для подрыва мин, которые всё таки сумел установить умелец Боресков в бухте Камыш-Буруна. Но, удержался от соблазна. Лучше под конец событий поддать огоньку супостатам. Чтоб боялись впредь сунуться в любую мало мальско значимую бухту или залив. Зародить в их душах минную боязнь.

На мой вопрос какие примерно силы высаживает противник генерал Хомутов, ответил:

— Не менее дивизии ваше императорское величество.

— Может даже больше.

— Много, — сказал я.

— Но, я уверен, господа, что мы возьмём вверх!

Это я специально сказал громко и бодро, видя, как, не сказать, что погрустнели офицеры, а стали более серьёзными выражения их лиц, видя громады винтовых линкоров, десятки кораблей. И как казалось беспрерывный поток войск с них на берег. И всё это против нас! Станешь тут серьёзным.

В самом Камыш-Буруне никаких наших сил не было. Смысл? Зачем давать возможность их раздавить корабельной артиллерии. На дороге, ведущей в Керчь роль дразнилки выполняли четыре полусотни казаков. Они первыми и вступили сначала в визуальный контакт с противником, а потом и перестрелку с его конными разъездами. И можно сказать, что она шла на равных. В плане дальности и точности огня. Пули то они использовали новые.

Это были даже не пуля Нейсслера для гладкостволов, а пуля Фостера. Она и была создана на основе первой, но, имели

наклонно — продольные центрирующие рёбра и смещенный центр тяжести к вершине головной части. Как показали испытания пуля Фостера, летела дальше и била точнее Нейсслера. То есть то, что доктор пописал! Их теперь и делали для гладкоствольных ружей. Да, и казаки стреляли верхом лучше, чем их визави.

Я сам видел, как несколько всадников у союзников упали с коней получив посланные в них пули. Так, что счёт потерь в сражении за Керчь открыли мы. Пустили так сказать первую кровь.

Не ожидавшего такого начала союзники дождались вызванных подкреплений, и вновь пошли вперёд. Но, казаки не стали с ними вступать в бой, отошли. Но, не в сторону Керчи, а на запад от дороги. Как бы открывая путь противнику. Чем он и воспользовался. И двинул в сторону Павловской батареи отряд в два батальона с явным намерением её занять. Свой авангард. Было ясно, что неприятель имеет намерение обойти с тыла Павловскую батарею. Одновременно, неприятельский флот, делая промеры, медленно продвигался в том же направлении Керченским проливом. Но, я должен был покинуть Павловскую батарею, укрепрайон «крепость Керчь», моё место было не здесь. Здесь остались генерал Хомутов, полковник Карташевский, полковник Норденстренг, командир Азовского полка, майор Аристид Хрисовери, который возглавлял Православную дружину. Они с гарнизоном укрепрайона крепость Керчь, должны были отбить первый удар противника, и принять на себя его главные удары.

Я с охраной верхом сделал объезд позиций, крикнув тем, кто мог меня услышать: «Солдаты!!! Братцы!!! Надо стоять насмерть!!! Здесь может решиться судьба войны, и России! Я верю в вас! С нами Бог!» И под крики солдат, «Ура, императору!!!», галопом двинулся на гору Митридат. Там был мой центральный КП и НП.

Из книги «На службе Франции» генерал-лейтенанта Ален де Лонна, глава «Война в Крыму».

«Когда нас, командиров батальонов вызвал к себе командир полка. Мы не знали, и не понимали зачем. Нового штурма пока не намечалось. Он нам сообщил, что наш полк включён в состав десанта, который должен занять Керчь. Французскую часть сил, должен был возглавить командир нашей 1-й дивизии генерал Д'Отмар. Наконец-то, что-то новое! Нам всем уже к этому времени поднадоело стоять под Севастополем. Все обрадовались неожиданной морской прогулки с заходом в порт, как мы стали называть между собой десант.

Мой батальон с восторгом принял новость о предстоящем деле. Нам, тогда казалось, что с Керчью получится всё легко. Не, то, что под Севастополем. Который русские обороняли я бы сказал неистово. Эту осаду по противоборству сторон можно было сравнить с Орлеаном или Ла-Рошель.

И вот утром 12 мая 1855 года, мы после обстрела берега, уже высаживались в заливе с каким-то диковатым русским названием Камыш-Бурун, так же назывался и посёлок, в который мы вошли без боя. Было видно, что жители его оставили второпях. Некоторые из тех, кто остался, с опаской и любопытством наблюдали за нашим разноплеменным десантом.

Погода стояла хорошая. Не жарко и не холодно. Когда вступили на землю, у всех было приподнятое настроение. Тем более, что не все хорошо перенесли переход морём.

Пока главные силы выстраивались в походную колону, наши конные разъезды уже вступили в перестрелку со знаменитыми русскими казаками, которые небольшими силами перекрыли нам дорогу на Керчь. В Севастополе мы их не встречали. И вот теперь могли их увидеть и встретиться в бою. К моему удивлению наша конница не смогла заставить их уйти с дороги. И только авангард в составе двух батальонов, французского и английского вынудил их убраться с пути.