Записки иностранки
Шрифт:
Сколько свадеб игралось во время войны и после нее, среди руин и неутихающего вопля плакальщиц об умерших…
В Ливане всегда была война. Слишком много намешано в этом маленьком сказочном государстве — интересов и проблем, ожиданий и надежд. Мусульмане и христиане, национальная армия и "Хэзболла", беженцы–палестинцы, внутренние конфликты ливанских политиков и отсутствие между ними единства, агрессия Израиля, интересы близлежащей Сирии и далекой Америки. Здесь новый Вавилон. Никто не слышит друг друга. Не понимает.
У Фейруз есть много песен о любви, но еще больше — о войне.
Ее
Преподаватель Ливанской Консерватории уговорил Нухад поступить в это учебное заведение и научил ее исполнять отрывки из Корана, что умеют делать только профессионалы. Уже в пять лет она начала петь в составе хора Ливанской национальной радиостанции.
Сценический псевдоним Фейруз (что значит "бирюза", драгоценный камень) получила от поэта и композитора Халима Ар–Руми, который сравнивал её голос с богатым, насыщённым, и в то же время спокойным оттенком бирюзы.
Первые же песни Фейруз, на стихи и музыку братьев Рахбани сочетающие в себе восточные и западные музыкальные традиции и необыкновенно романтичные стихи, стали хитами и неотъемлемой частью музыкального репертуара арабского мира.
С 1957 года началась концертная деятельность Фейруз по всему миру и не прервалась даже в период Ливанской гражданской войны (1975–1990 годов) . Певица исполняла псалмы в соборе Парижской Богоматери в 1985 году.
Фейруз — голос милосердия, любви и сострадания. Её голос — маяк надежды для всех ливанцев: для тех, кто жил у себя на родине, как и для тех, кто уехал за границу. Ведь и в тяжёлые, тёмные годы нескончаемой гражданской войны в Ливане, она продолжала петь патриотические песни. Певица получила бесчисленное множество наград, в том числе и знаменитый Ключ от Иерусалима.
Ливанское правительство выпустило марку в её честь, а в 1995 году французский еженедельник "Экспресс" (L'Express) назвал Фейруз одной из "тысячи женщин, которые изменили мир".
К певице относятся с особым почтением, в частности, за то, что она отказывается от заказных выступлений. Она никогда не поёт в угоду какому–либо главе государства, всегда подчёркивая свою преданность народу, и никому более.
Чувство любви и преданности, вдохновлённое творчеством Фейруз, очень хорошо показано в словах Сихан Тергеман, известной сирийской писательницы, которая завершила одну из своих книг следующим признанием: "Я счастлива жить в эпоху Фейруз".
Из песни Фейруз "Воздух Бейрута":
"Такие счастливые долгие дни, словно остановились, застыли на дороге.
Бесконечное шоссе, встречи в старом ресторане. О, любовь Бейрута, о, любовь этих прекрасных дней. Они вернутся в Бейрут. Счастливые дни вернутся.
Это была всего лишь секунда лета. Луна разбита. Если это правда, ты можешь забыть меня, мою разрушенную любовь.
Я хотела вернуться в мой дом, но я его не нашла. Только дым и искореженные балки. Нет больше роз, и даже изгороди, за которой они росли…"
В Ливане и самих ливанцах все чрезмерно, на показ, и много. Очень любопытные, очень хвастливые. Слово "очень"—
Если уж едят, так очень много и очень вкусно, даже мороженое невозможно съесть без слез – переслащено до умопомрачения. Если веселятся, то всю ночь, а "дабке" танцевать, пока пол не провалится, и ботинки не сотрутся.
Ливанцы живут, словно на пределе, словно каждый день для них последний, и они проживают его со всей страстью, радостью и наслаждением, а вдруг завтра больше не наступит… снова начнется война…
Все выше взбирается машина, воздух прохладней и чище. Миновав подземные туннели–катакомбы, миновав старые потрепанные кварталы и мега–маркеты, мы едем в знаменитый город Жунни. Здесь множество католических храмов и самая прекрасная статуя Девы Марии – Хариса.
Только здесь так сладко и знойно поют цикады в сентябре. С высоты птичьего полета, Жунни (а кажется и весь Ливан) , словно на твоей ладони. Как же он прекрасен. Возле собора, на большой смотровой площадке много людей – и мусульмане, и христиане, и немногочисленные туристы. По ступенькам, шаг за шагом, мы поднимаемся вверх. К подножию статуи Девы Марии, которая распростерла свои руки над Ливаном, пытаясь обнять его, спрятать в своих объятиях от бомбежек, боли и смерти. По мраморному лицу как будто стекают слезы. Скорбный лик заставляет сжиматься сердце. Величественный образ Божьей Матери возвышается над суетой, протыкает сегодняшнее серое небо и вспоминает, вспоминает… как падали бомбы на прекрасную страну, как превращались в кучи мусора дома, храмы и мечети. Боевые разряды, ракеты и пули не знают, в чей дом они залетели на этот раз – мусульманский или христианский. Главное, что в домах этих живут люди. Жили… хаос и безумие войны не щадит никого.
"Если я умру, значит умру. Я просто не думаю об этом. Ты видишь, как у нас красиво, какие добрые здесь люди. Мы все любим нашу страну и собираемся жить здесь. Мы живем, радуемся, танцуем и поем", — говорит мне сестра мужа. Глаза ее наполняются слезами, но это лишь секундная слабость, она быстро переключается на приготовление ужина и замолкает, "закрывается". Пытаясь забыть.
О том, как бежали в Сирию к родственникам, как боялись возвращаться, боялись увидеть руины вместо дома, как играли свадьбу, когда началось противостояние боевиков и армии в Нахр–аль–Бэред, и часть гостей не смогли приехать на торжество. Она вспоминает, как рядом с больницей, в которой работает, рухнул многоэтажный жилой дом. Сложился неровной стопкой, словно колода серых карт…
"В первый день я сидел весь день на диване, боялся пойти даже в туалет или на кухню выпить воды, — рассказывает, улыбаясь и подтрунивая над своим страхом, Хайсам.
"Рядом "бум!", "бах!" Страшно. Жена не испугалась, пошла купаться. Потом мы ловили такси, приехали в деревню. Бабушка жены обрадовалась – все родственники съехались к ней в дом из–за войны. Да, она была очень счастлива, что все дети и внуки собрались вместе".
Он рассказывает медленно, посмеиваясь, и все смеются тоже. А зачем плакать. Ведь все уже в прошлом. Да, было страшно. Но сейчас все хорошо. Все живы. Дома не разрушены, слава Аллаху.