Записки из чемоданаТайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти
Шрифт:
Как говорил на Пленуме ЦК КПСС в июне 1956 года сам Хрущев — главный работодатель и адресат КГБ: «Я прочел бумаг Серова больше, чем произведений Маркса, Энгельса и Ленина». [650]
В архиве Серова сохранились тезисы его «прощального» выступления на Президиуме ЦК в декабре 1958-го. Подводя итоги своего «председательства», он без ложной скромности констатировал:
«За эти 5 лет КГБ сумел добиться положительных результатов по пресечению различного рода контрреволюционных и антисоветских проявлений, и кроме отдельных незначительных случаев,
650
Млечин Л. Председатели КГБ. М.: Центрполиграф, 1999. С. 405.
Весьма удачно мы внедрились в американскую дипломатическую службу и знали все намерения госдепартамента. Несмотря на строго секретную службу англичан, и там нам удалось добиться положительных результатов, хотя с ними пришлось помучиться. Ну, что касается других направлений, как НАТО, СЕАТО и прочее, то их замыслы нам хоть с некоторым опозданием становились известными».
Увы: о профессиональной составляющей службы Серов рассказывает крайне скудно; уж точно — гораздо меньше, чем нам хотелось бы. В своих записях он неоднократно подчеркивал, что не вправе раскрывать секреты Лубянки:
«Многое хотелось бы написать по работе в КГБ, где я 5 лет трудился, не зная спокойного дня, но, к сожалению, не могу этого сделать».
Лишь в конце жизни, уже в разгар перестройки, Серов решает прервать обет молчания и подробно описать тайные операции советской разведки, к которым был причастен. Видимо, к этому его подвигла лавина хлынувших публикаций о тайнах советского прошлого.
Тогда же, похоже, и был подготовлен не раз цитировавшийся мной план будущей книги: вероятнее всего, эти тезисы под диктовку Серова записывал его зять, известный писатель Эдуард Хруцкий. Большинство их звучит как абсолютная сенсация.
К сожалению, осуществить задуманное Серов не успел. В его архиве мы обнаружили лишь незначительное количество как законченных фрагментов, так и набросков, посвященных работе разведки.
В их числе — неизвестные ранее факты трагической судьбы Рауля Валленберга*, подробности проводимых КГБ спецопераций 1940—1950-х годов, подоплека и детали Суэцкого кризиса.
Эти записи мы и решили объединить в настоящей главе…
Дело Валленберга
В 1987 году ко мне на дачу начали звонить по телефону разные журналисты — советские и иностранные. Все они интересовались одним человеком — Валленбергом.
Мне не хотелось говорить на эту тему, и я всем отвечал одинаково: «Ничего по этому делу не знаю». Я удивлялся, откуда они узнали телефон, который не значился ни в каких справочниках. Правда, у моего зятя было много знакомых журналистов, которые располагали этим номером. Я даже попросил заменить номер, что и было сделано.
Все эти телефонные звонки, настойчивые просьбы журналистов убедили меня вспомнить то, что я знал по делу Валленберга.
Впервые эту фамилию я услышал в 1942 году, когда работал уполномоченным Ставки. Тогда мне было известно, что родственник видных шведских банкиров, Валленберг, приезжал на временно оккупированную территорию — конкретно в Псков — где имел контакты с фашистской гражданской администрацией и «Абвером».
Прошло много лет. Эту фамилию я уже забыл, но вспомнить ее меня заставил начальник контрразведки,
«Доложите подробнее, чем он занимался», — сказал я.
«Он был представителем шведского Красного Креста в Будапеште [651] , тесно связанный с немецкой и американской агентурой, — ответил Федотов. — В 1947 году он был ликвидирован по приказу Абакумова».
Федотов пояснил, что интерес к Валленбергу вызван тем, что на родину возвращается большое количество бывших военнопленных и интернированных, и ранее арестованных иностранных граждан.
«Держите это дело на контроле», — приказал я Федотову.
651
В действительности Р. Валленберг с 1944 г. работал 1-м секретарем шведского посольства в Венгрии.
Через некоторое время Федотов доложил мне, что, помимо учетной карточки на Валленберга в контрразведке, основные оперативные материалы находились во Втором европейском управлении Комитета информации. По крайней мере, когда Федотов работал в КИ заместителем председателя, он эти бумаги видел.
Тогда я пригласил Доброхотова, несколькими днями раньше переведенного из секретариата во внешнюю разведку, и приказал собрать все, что на сегодняшний момент имеется на Валленберга.
Меня вызвал Н. С. Хрущев, и одним из пунктов нашей беседы как раз стало дело Валленберга. Н. С. Хрущев очень заинтересовался этим делом, поскольку не имел о нем никакого понятия, и дал указание выяснить, почему Запад так интересуется Валленбергом.
Н. С. Хрущев запретил мне посвящать Молотова и МИД в обстоятельства данного мне поручения. Из разговора с ним у меня создалось впечатление, что он хочет списать на Берия и Абакумова всю ответственность за ликвидацию Валленберга, и что это поможет улучшить отношения со Швецией, навести мосты со шведскими правительственными и финансовыми кругами, а возможно, и привлечь их как посредников для установления отношений со странами Запада, к чему Хрущев очень стремился. Также у Хрущева имелись, очевидно, и иные резоны, но о них я скажу чуть позже.
А у нас пока материал собирался. Некоторое время назад контрразведка установила, что во время приезда в СССР одного из шведских социал-демократов, еврея по национальности, у него состоялась встреча с Ильей Эренбургом*, находившимся в оперативной разработке МГБ. (Еще в 1949 году Абакумов ставил вопрос о его аресте, но Сталин санкции не дал) [652] .
Этот социал-демократ имел задание шведской разведки через какого-либо видного общественного деятеля выйти на Ворошилова (тогда он был председателем Президиума Верховного Совета, но на Западе его называли Президентом СССР). В качестве канала, с учетом известности за рубежом и еврейского происхождения, был выбран Эренбург.
652
Видный советский писатель и общественный деятель Илья Эренбург, действительно, чудом избежал репрессий. 5 февраля 1949 г. шеф МГБ Абакумов в рамках дела Еврейского антифашистского комитета представил Сталину перечень лиц, о чьем аресте он ходатайствовал; первой в «черном списке» стояла фамилия Эренбурга, изобличавшегося как «еврейский буржуазный националист». Однако Сталин санкции на его арест не дал. (Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) — ВКП(б), ВЧК-ОГПУ-НКВД о культурной политике. 1917–1953. М.: Демократия, 2002. С. 790).