Записки Клуба Лазаря
Шрифт:
Его доводы показались мне более чем убедительными.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Подарок Брюнеля не только доставил мне небольшие неприятности с полицией, но и служил напоминанием о печальной судьбе тех людей на верфи, которые получили тяжелые повреждения, работая на него. Через Уильяма я узнал, что некоторые из них все еще находились в больнице Святого Климента на Майл-Энд. Убедив себя, что мои мотивы носят исключительно профессиональный характер и мне просто хочется узнать, как происходит заживление травм, что было отчасти правдой, я решился нанести им визит. Но существовали и другие причины для этого поступка —
Мне не хотелось в очередной раз злить сэра Бенджамина, и я совершил эту экскурсию в свободные от моих обязанностей часы, в один из тех редких дней, когда я мог распоряжаться временем по собственному усмотрению.
Закутавшись шарфом от зимнего мороза, я взял кеб. В больнице Святого Климента я попросил санитара проводить меня к дежурному хирургу, но тот был занят, и меня отвели прямо в палату, где находились пациенты. Больница напоминала место, где я работал: те же ряды кроватей вдоль серых стен, только помещение было меньше, чем в больнице Святого Фомы. Некоторые палаты не превышали размером моего кабинета, но даже в них умещалось с дюжину кроватей. В общей палате стояло около сорока коек, и все они были заняты. Одни пациенты сидели и разговаривали с соседями, другие спали или находились без сознания. С момента происшествия на верфи минуло уже несколько недель, и лишь двое из пострадавших все еще оставались в больнице.
Санитар подвел меня к мужчине, сидевшему на кровати. Его спину подпирала плоская подушка. Я узнал в нем рабочего, который был контужен при падении. Синяки еще не сошли с его лица, но уже заметно побледнели, и кожа начала приобретать нормальный цвет.
Я представился, и он с благодарностью пожал мне руку.
— Рад вас видеть, доктор. Мне сказали, что, если бы вы не подоспели так быстро, я сыграл бы в ящик. Меня зовут Уолтер. Уолтер Тернер.
— Как вы себя чувствуете, Уолтер?
— Неплохо, сэр. Меня выпишут через пару дней. Мне кажется, я провел в постели целую жизнь. Хотя неизвестно, смогу ли снова работать. У меня сломаны бедро и обе ноги. К тому же пострадало легкое. Моей старухе это совсем не нравится. Ей придется больше работать, чтобы мы не померли с голода.
— Мне грустно слышать об этом.
— И все же дела у меня не так плохи, как у Фрэнка, — указал он на кровать в противоположном углу комнаты. — С тех пор как нас сюда привезли, он все время спит. Бедолага. Он здорово стукнулся головой.
Я посмотрел на неподвижно лежавшего Фрэнка, его голова была забинтована, и он ни разу не пошевелился, словно уже умер.
— Компания оказала вам помощь?
— Думаю, нам немного заплатят, хотя им это явно не по душе. — Он нагнулся и потер ногу, а затем с горечью добавил: — Иногда мне кажется, им было бы выгоднее, если бы мы все погибли и о нас можно было бы забыть.
— Но это не первое подобное происшествие?
— Нет, разумеется. С тех пор как мы начали работать над этим треклятым кораблем, погибло уже, наверное, десять человек, и еще больше было ранено. Знаете, я видел, как раненые ждали больше часа, пока кто-нибудь снизойдет до того, чтобы отвезти их в больницу. Этих проклятых боссов больше волнует вышедшее из строя оборудование, чем раненые люди. — Он замолчал и снова посмотрел на Фрэнка. — Как говорит моя жена, нельзя приготовить пирог, не разбив яиц. А вот мистер Брюнель молодец: рисковал так же, как и мы, — я уважаю его за это.
— Не помню, чтобы его тоже подбрасывало в воздух, —
— О нет, ему тоже многое пришлось пережить, — пробормотал Уолтер.
Меня заинтриговали его слова, но я видел, что Уолтеру требуется отдых, поэтому попрощался с ним и ненадолго задержался у постели Фрэнка. Слова Уолтера про яйца и пирог заставили меня вспомнить высказывание мисс Найтингейл о цене прогресса. Неужели эти изувеченные люди были той ценой, которую нам приходилось платить?
Я уже собирался уходить, но столкнулся с доктором, который как раз начинал обход. После того как мы представились друг другу, он с удовольствием обсудил со мной состояние пациентов. Как я и предполагал, его прогнозы насчет состояния Фрэнка были неутешительными. Череп был серьезно поврежден упавшей на него балкой, и даже если бедняга выживет, то утратит часть умственных способностей. Меня также огорчило, хотя совсем не удивило известие о том, что Уолтер никогда не сможет заниматься физическим трудом. Они оба оказались теми самыми разбитыми яйцами.
Пока мы беседовали, мое внимание привлек еще один человек, вошедший в палату, в рабочей куртке. Подбитые гвоздями ботинки стучали по деревянному полу, он прошел между кроватями и остановился у изножья постели Уолтера. Они о чем-то заговорили, но я был слишком далеко, чтобы расслышать. Я подумал, что это один из рабочих, приятелей Уолтера, пришел проведать его, и вернулся к беседе с доктором. Краем глаза я заметил, что новый посетитель перешел от кровати Уолтера к Фрэнку. Как и я, он постоял там немного, а затем направился в нашу сторону. Но когда он подошел ближе к двери, я с удивлением узнал в нем Оккама — молодого франта из Клуба Лазаря. Его глаза закрывал козырек потрепанной кепки, а стройная фигура была облачена в костюм, который, казалось, вытащили из тележки старьевщика.
Сначала у меня возникло естественное желание подойти и поздороваться, однако его внешний вид был настолько экстравагантным, что я изменил свое решение и предпочел спрятаться за доктора, надеясь, что Оккам меня не заметит. С какой стати человеку, безусловно богатому и знатному, одеваться как простому рабочему и делать вид, будто он один из них?
Моего коллегу, разумеется, удивило мое поведение, пока я прыгал перед ним, наклоняясь то в одну, то в другую сторону, поэтому я предпочел побыстрее завершить разговор и удалиться. Ориентируясь по стуку ботинок Оккама, эхом разносившемуся по коридору, я последовал за ним и вышел на улицу. Оккам шел медленно, явно никуда не спешил и, казалось, чувствовал себя вполне комфортно в одежде рабочего. Он остановился лишь один раз, чтобы купить пакетик с каштанами, и принялся есть их прямо на ходу, выбрасывая на мостовую скорлупу, которая трещала у меня под ногами, когда я наступал на нее.
Мы шли на юг через лабиринты Лаймхауса в сторону Собачьего острова. Теперь окрестности показались мне знакомыми — я уже был здесь с Брюнелем, когда, торопясь на спуск корабля, мы вышли из экипажа и отправились к верфи пешком. Справа от меня лениво текла река, и я больше не сомневался, что Оккам направлялся на судоверфь.
Пройдя две мили, я почувствовал усталость, однако Оккам не показывал никаких признаков утомления, а когда в поле зрения появился пункт назначения, даже прибавил шагу. Я увидел корабль Брюнеля. Сначала на фоне неба появились трубы, а затем и весь массивный корпус. Мне показалось, что теперь он находился ближе к реке, чем в последний раз, когда я его видел. Но все равно до полного спуска на воду было еще слишком далеко.