Записки Клуба Лазаря
Шрифт:
— Я слышал об этом устройстве, — сказал я, вспомнив заметки Брюнеля. — Расскажите, как оно работает.
— Оно напоминает большой церковный колокол. Когда его опускают на воду, разница в давлении внутри и снаружи колокола не позволяет воде проникнуть внутрь, поэтому находящийся в колоколе человек может работать на дне около получаса, пока не закончится воздух. Это устройство идеально подходит для восстановительных работ. Но меня туда не затащишь.
— Скажите, а как долго он находится на дне?
— Думаю, уже около получаса.
Я не мог оторвать взгляда от маленького участка воды, с замиранием сердца ожидая, что на поверхность
— Вот и он, — заявил Рассел, когда поверхность воды забурлила. Кран вытащил из воды ржавый колокол и поднял над баржей; вода стекала с него, как из отжатой губки. Находившийся в лодке человек подал сигнал рабочему у крана, чтобы он привел колокол в неподвижное состояние, после чего лодочник постучал молотком по колоколу. Когда вся вода вытекла, Оккам выскочил из колокола, как новорожденный из металлической матки, и очутился на палубе баржи, где один из матросов тут же протянул ему одеяло. Еще один сигнал, и колокол опустили на деревянную платформу. После извлечения колокола кран позади нас заработал, выбрасывая в воздух облако дыма, а веревка на нем натянулась как тетива лука. Вода снова заволновалась, и на конце веревки показался мокрый деревянный ящик. Через несколько минут он был уже на палубе корабля, образовав вокруг себя большую лужу.
— Чтобы заменить детали, которые находятся в этом ящике, нам понадобилось бы несколько недель, — сказал Рассел с довольной улыбкой. — Какой замечательный молодой человек! А теперь извините, но мне пора. Сегодня у меня трудный день.
— Спасибо, мистер Рассел. Я подожду его возвращения. — Не успел я закончить фразу, как Рассел уже пошел прочь, покрикивая на своих ассистентов, с трудом поспевавших за начальником. Когда он скрылся из виду, я с облегчением вздохнул. Рассел по-прежнему находился в моем списке подозреваемых, который стал короче с тех пор, как я недавно исключил из него Оккама.
Маленькая лодка подплыла к платформе, Оккам выбрался из нее и стал взбираться по лестнице; одеяло все еще свисало с его плеч.
— Поздравляю с успешными испытаниями водолазного колокола, мистер Оккам. Потрясающее устройство.
Оккам был одет в молескиновые брюки и толстый матросский свитер, перепачканный маслом и протертый на рукавах, — совсем неподходящая для аристократа одежда. Когда он заговорил, тон его голоса был отнюдь не радостным.
— Я все думал, когда вы сюда придете.
— Мне казалось, вы могли бы поделиться со мной кое-какой информацией.
Он обошел меня и накинул одеяло себе на голову как капюшон.
— Извините, но я очень занят, — сказал он, сходя на палубу и направляясь к ближайшей двери.
— Меня послал мистер Брюнель! — крикнул я ему вслед.
Он мгновенно остановился.
— Но ведь он уехал несколько месяцев назад.
Я вытащил письмо и помахал им, словно это был паспорт, а Оккам — строгий таможенник.
— Он в Египте, и, судя по всему, его путешествие проходит весьма удачно. Брюнель сказал, что мне нужно увидеться с вами и… что я должен отдать вам посылку из Бристоля.
Услышав это, он снял с плеч одеяло, перекинул его через руку и подошел ко мне.
— Посылку?
— Да, посылку, которую я по поручению мистера Брюнеля привез из Бристоля.
— И вы должны отдать ее мне?
— Так сказано в письме, но есть одна проблема…
Прежде чем я успел продолжить, Оккам схватил меня за плечо
— Что вы знаете о судьбе Уилки? Скажите, что вам известно?
Смахнув его руку, я отошел на шаг назад и сердитым голосом проговорил:
— Уилки был убит до того, как посылка оказалась у меня…
Оккам прижал к губам указательный палец и прошипел:
— Тише. Вы хотите, чтобы все узнали о вашей причастности?
— Я ни к чему не причастен, — возмутился я. — Просто я взял посылку для Брюнеля. Убийцы Уилки преследовали меня, когда я пытался покинуть Бристоль, и с тех пор следят за мной. Я надеялся, что вы сможете ответить на некоторые вопросы.
— Значит, вы не имеете никакого отношения к смерти Уилки? — спросил Оккам, и глаза у него покраснели. — Вы не убивали его?
Это обвинение еще больше разозлило меня.
— Господи, да с чего вы взяли? Его сын помог мне убежать.
Оккам пристально посмотрел на меня, вероятно, не вполне убедившись в правдивости моих слов, а затем сказал:
— Тогда вам лучше пойти со мной. Оставаться здесь небезопасно.
Я прошел за ним через дверь и оказался на лестничной площадке, солнечные лучи проникали сюда через световые люки наверху. Мы спустились вниз на три пролета лестницы и оказались в коридоре, по обе стороны которого тянулись двери. Мы остановились у двери с номером 312.
— Это каюта третьего класса, — объяснил Оккам и вытащил из кармана брюк ключ. — Мне разрешили использовать ее, пока я работаю на корабле. Не самое удобное место, но лучше того пыльного угла, что был у меня на верфи.
Я сразу же обратил внимание на тяжелый сладковатый запах, который проник в мои ноздри как патока. Мне были хорошо известны обезболивающие свойства наркотиков, и я тут же распознал липкий запах курительного опиума.
Теперь я знал об Оккаме больше, чем минуту назад. Я оглядел каюту, надеясь обнаружить еще какую-нибудь информацию об этом загадочном человеке. У одной стены была узкая койка, она крепилась на петлях, чтобы днем ее можно было поднимать, однако Оккам, похоже, предпочитал использовать ее в качестве кушетки. Напротив стоял маленький столик, который тоже при необходимости мог складываться, в углу находился умывальник с металлическим тазом и кувшином. Над столом висел одинокий газовый фонарь, но в данный момент единственным источником света служил маленький застекленный иллюминатор в металлической откидной раме. Я нигде не заметил курительной трубки, с помощью которой Оккам совсем недавно пытался поднять себе настроение.
На полу повсюду валялись груды книг. Еще несколько книг лежало на висевшей над кроватью полке, сколоченной из обломков досок и, похоже, сделанной самим жильцом, поскольку она сильно отличалась от остальной мебели каюты. На стенах висели какие-то листки. Там было все: от вырванных из блокнотов страниц до старых технических планов. Оккам устроил в своей каюте настоящую маленькую галерею схем и заметок.
Обнаружив мой интерес, Оккам тут же снял со стены несколько листов и спрятал их под подушкой. В первую очередь он убрал портрет молодой женщины. Я решил, что это его возлюбленная, но женщина на картине показалась мне смутно знакомой. Ее руки в перчатках сжимали веер, бледное лицо было обращено к зрителям, алые губы соблазнительно поджаты, а белокурые завитки волос обрамляли прекрасно очерченные скулы. И хотя я лишь мельком взглянул на портрет, этого было достаточно, чтобы вызвать ревность у хозяина каюты.