Записки майора Томпсона. Некий господин Бло
Шрифт:
И наконец, сакраментальное: «От имени президента Республики и в силу данных мне полномочий я посвящаю вас в кавалеры ордена Почетного легиона».
Ах, этот орден Почетного легиона!
Мишо получил его два года назад, а полгода спустя — Фавар. А вчера вот — Тиссер. Правда, между Фаваром и Тиссером разрыв был довольно значительным. Поскольку господину Штумпф-Кишелье никак не удавалось, несмотря на объединенные усилия его друзей, двух товарищей министра, стать командором этого ордена, привычные сроки присуждения наград были значительно сдвинуты. Не только всем претендентам на звание командора ордена в нашей компании пришлось терпеливо ждать, когда в петлице шефа вспыхнет орденская ленточка, но под различными предлогами откладывались вообще все торжественные банкеты. Этот перерыв
Неужели скоро только у меня одного в нашем учреждении не будет ордена? Этот факт сам по себе не слишком меня волнует, но порой, когда я вижу вокруг себя столько украшенных ленточками петлиц, мне начинает казаться, что в моем костюме чего-то не хватает. Мне бы хотелось относиться к его отсутствию с той же легкостью, как Тайоре, который после нашего ужина весело бросил гардеробщице: «Дайте мне пальто, на котором нет ленточки Почетного легиона», но у меня не получается. Вероятно, из-за Терезы, которая мне не раз говорила: «А тебе ордена так никогда и не дадут?» или же: «А ты что, не мог бы тоже его иметь?» — словно упрекая меня в физической неполноценности. Я заранее уверен, что в тот день, когда меня все-таки наградят, Тереза скажет: «Наконец-то! Не слишком же ты торопился!»
Мое имя, вероятно, значится в каком-то списке. Но обо мне, конечно, забыли. Опять эта проклятая бесплотность! Сколько на моем веку было различных списков, начиная со списков лучших учеников, рекомендованных на доску почета, и кончая списками на получение дополнительных талонов во время оккупации, где мое имя должно было бы значиться, но где его почему-то не оказывалось! Но зато оно непременно фигурировало в списках лиц, подлежащих трудовой повинности или способных к несению воинской службы.
Что касается меня, я никогда бы не стал упоминать об ордене Почетного легиона в разговорах с Терезой, если бы не эти проклятые банкеты. Должен же я как-то объяснять ей причину своего позднего возвращения. Я подсчитал, что, включая банкет Тиссера, я двадцать три раза за последние десять лет говорил жене:
— Сегодня у меня банкет, вручают орден Почетного легиона.
И клянусь, только шесть из двадцати трех были мной выдуманы…
Как и многие люди моего склада, я охотно рассуждаю:
— На мой взгляд, все эти ордена… Я признаю только один: военную медаль… (впрочем, и ее у меня нет) или же орден Почетного легиона, но за воинские заслуги! А остальные…
И все-таки… Порой, думая о смерти, я с грустью сознаю, что в сообщениях об этом печальном событии нельзя будет прочитать ту короткую фразу, которая звучит как высшая похвала и позволяет тем, кого вы покидаете, хоронить вас с гордо поднятой головой:
«Он был кавалером ордена Почетного легиона».
Глава VIII
Политика
Интересуетесь ли вы политикой и государственными делами? Много ли внимания вы им уделяете?.. Какова, по вашему мнению, основная черта французского гражданина?.. Если бы вас попросили охарактеризовать поведение…
Ну еще бы!
Я всегда проявлял большой интерес к международному положению, но вознагражден за это был лишь несколькими мобилизациями. И тем не менее я по-прежнему с неизменным вниманием слежу за событиями в мире. Но что бы я ни сказал о политике, вряд ли это может иметь значение. И эти строки никогда не приобретут того веса, который имеют различные «Мемуары» государственных деятелей, которых все больше появляется в последние годы. Не каждому дано написать: «Вызвал сегодня фон Маккензена и сообщил ему об объявлении войны. Элиза принесла мне липовый отвар. Прослушав отрывок из Девятой симфонии, лег спать. Завтрашний день станет решающим для судеб Европы и всего мира». Нет, я никогда бы не осмелился сравнить свои заметки с дневниками подобных
Новые расценки.
Мириам.
Покупки к Рождеству…
я думаю, что в ту же самую минуту один из вершителей судеб двухсот пятидесяти миллионов записывает:
Новая ракета.
Германия.
Израиль.
Ну конечно… Не можем же мы требовать, чтобы глава Советского государства записал в своем блокноте: «Уладить конфликт в Сен-Гобене». Чем выше занимаемый пост, тем старательнее нужно оправдывать свой оклад. Если тебе не удается навести порядок в Пешине или на Рон-Пуленке, ты невольно обращаешь свой взор на то, что у тебя под рукой: на Иран или Северный полюс. Я, конечно, легко могу вообразить себе, как упоительно сознавать, что ты можешь отдать приказ: «Запустите-ка мне ракету на Луну к 25-му» (и твой приказ будет выполнен)… Но люди не будут чувствовать себя спокойно до тех пор, пока на нашей планете существуют деятели, которые могут, проснувшись поутру, воскликнуть: «Кого бы мне сегодня взять в оборот? Формозу или Алеутские острова?» Разве это так уж серьезно?
Иногда я мечтаю о таком человеческом обществе, где сервисом ведали бы Соединенные Штаты, межпланетными путешествиями — Советский Союз, санитарией и гигиеной — Швейцария, кулинарией — Франция, полицией — Англия. Такой мир когда-нибудь будет существовать. К сожалению, меня в это время уже не будет. А пока что мой интерес к международному положению, как и у всех, сводится к чтению газет. (Люди нередко говорят: «И вы верите тому, что пишут в газетах?» И тем не менее на следующий день снова покупают их.) За долгие годы чтения газет я накопил достаточно опыта и могу, мне кажется, поделиться некоторыми своими наблюдениями.
а) Авторитетные источники и обычно хорошо осведомленные круги. Ежедневно публикуется огромное число телеграмм, которые начинаются словами: «Как стало известно из авторитетных источников…» или же: «В обычно хорошо осведомленных кругах полагают…» Стиль телеграмм, понятно, изменился с тех пор, когда писали: «К нашему вящему изумлению, кабинет Сент-Джеймса не смог не выразить своей глубочайшей озабоченности в связи…» (с международным положением, конечно), но «авторитетные источники» и по сей день не иссякли, и без «хорошо осведомленных кругов» не обходится ни одна газета. Постоянные ссылки на «авторитетные источники» невольно наводят меня на мысль, что существуют еще и какие-то неавторитетные или просто даже смехотворные источники, на которые предпочитают не ссылаться. (Точно так же, слушая, как какой-нибудь стратег заявляет: «В случае серьезного конфликта мы не остановимся перед применением атомного оружия», начинаешь понимать, что можно запросто расстаться с жизнью во время одного из многих конфликтов, причем далеко не серьезных).
Меня давно интересует, что же из себя представляют «авторитетные круги». Хоть бы раз, только раз прочесть в газете телеграмму, составленную в нижеследующих выражениях: «Как стало известно из недостаточно авторитетных и обычно плохо информированных, но тем не менее заслуживающих особого доверия источников, министры правительства Ее Величества, отказавшись от освященного традицией уик-энда (ритуальная формула), собрались для поверхностного изучения обстановки, которую договорились считать труднообъяснимой». Но я не слишком на это рассчитываю. Обозреватели обычно предпочитают объяснять. Предположим, что глава Советского правительства завтра исчезнет где-то там в Монголии. В ту же минуту сотни комментаторов примутся объяснять, почему и как это произошло. Было бы куда лучше, если бы они предвидели событие заранее, но не следует требовать от них слишком многого. То же самое происходит и с золотом. Стоит ему упасть в цене, как нам сразу же объясняют, чем вызвано это падение. Стоит подняться — нам опять дают объяснения. А в период относительной стабильности, когда нам особенно хотелось бы знать, поднимется оно в цене или упадет, все хранят молчание. Надо ждать. И тут на помощь приходят: