Записки о России. XVI — начало XVII в.

Горсей Джером

Вполне достоверна в изложении Турбервилля тема о природных и климатических условиях и занятиях русских людей. Суждение «семь месяцев стоит зима…» (см. «Спенсеру»), возможно, указывает на Север России, через который проходил долгий путь в Москву, хотя зиму посольство пережило в Москве. Описание природных и климатических условий в посланиях тесно связано с основными занятиями русских — земледелием и скотоводством. Суровый климат заставляет русских несвоевременно, по мнению автора, убирать хлеб, высушивая его в снопах (см. «Спенсеру»). Отмечая неплодородность песчаной почвы, автор упоминает о многих невозделанных и лесистых землях, что также, по-видимому, навеяно его северными впечатлениями. Турбервилль рассказывает о скотоводстве в условиях суровых русских зим, когда скот зимует «там, где спит мужик» (см. «Спенсеру»); вообще, крестьянские темы в посланиях очень убедительны, здесь Турбервилль расходится с той идеализированной картиной провинции, которую рисует в своих записках Рандольф [503] .

503

Середонин С. М. Известия англичан… С. 92; Берри и Крамми. С. 66, 73.

Интересны описания русских жилых построек (см. «Спенсеру»). Рассказывая как строятся дома с прокладкой мхом меж бревен и слоем коры на кровле, автор отдает должное приемам строительства у русских. В известной степени уникально и письменное свидетельство Турбервилля о слюде для окон (см. «Спенсеру»). Автор сравнивает ее с английским стеклом и приходит к выводу: «…и стекло не даст вам лучший свет». М. П. Алексеев отмечал в одной из своих работ, что в Англии XVI в. даже предпочитали русскую слюду английскому стеклу [504] . Об употреблении слюды в России с XV в. свидетельствуют и археологические памятники [505] .

504

Алексеев М. П. Шекспир и русское государство XVI–XVII вв. // Шекспир и русская культура. М.; Л., 1965. С. 785. Автор обращает внимание на английское название слюды — «muscovy glass» (московитское стекло), русское минералогическое название слюды — мусковит.

505

См., напр.: Рабинович М. Г. О древней Москве. Очерки материальной культуры и быта горожан в XI–XVI вв. М., 1964. С. 243.

Рассказ Турбервилля о военных занятиях и военном снаряжении (см. «Паркеру») носит характер заимствований из записок Герберштейна, зато наблюдения автора о любимых играх русских — в шахматы и кости — очень похожи на запись очевидца, если не участника, этих забав [506] .

Таким образом, темы посланий содержат вполне достоверные сведения о быте, одежде, климате и занятиях русских людей в XVI в. А там, где автор высказывается о религии, нравах «московитов», в нем всегда угадывается тенденциозный и враждебный рассказчик. Последнее полностью относится и к тем немногим фрагментам, в которых Турбервилль касается политического устройства и образа правления в России. Суждения автора здесь определенны: образ правления у русских — тирания: «Земля дика, законы здесь не властны, от воли короля зависит, миловать иль убивать несчастных…» (см. «Паркеру»). Турбервилль сравнивает

власть царя с властью римского тирана Тарквина.

506

Об игре в шахматы на Руси см.: Очерки русской культуры в XVI в. М., 1972. Ч. II: Духовная культура. С. 65 (далее — Очерки, II); Линдер И. В. Шахматы на Руси; он же. В «столбцах» оружейной палаты; Старков В. Ф. Находки шахмат на архипелаге Шпицберген//Советская археология. 1984. № 3. С. 222–225. Описание авторов игры в кости подтверждается, как показал С. В. Бахрушин, русскими источниками (см.: Бахрушин С. В. Указ. соч.).

Вообще тезис о тиране восточного образца на троне в России был широко распространен в записках иностранцев. Русского правителя Турбервилль называет то королем (king), то князем (prince). Суждения в адрес «короля», «князя», как бы намеренно расплывчаты, имен нет, неясно, кого имеет в виду автор. Более определенный намек на опричнину звучит в словах о воле «короля — убить или помиловать», о доходах «королевской короне» (см. «Паркеру»), а также в высказывании о полной бесправности и беспомощности русской знати (см. «Паркеру»).

Подводя итоги, вернемся к вопросу о месте посланий Турбервилля среди записок о России англичан XVI в. В издании английских авторов, выполненном в 1968 г., находим следующую оценку посланий: «Стихи Турбервилля представляют собой описание интеллигентного наблюдателя и суждения законченного сноба. Моральные устои московитов развращены, правительство деспотично, но худшее из худших — отсутствие хорошего тона. Окончательный вывод — Московия — не место для джентльменов» [507] . Эту оценку можно назвать исчерпывающей, если речь идет об общем впечатлении от текста Турбервилля.

507

Берри и Крамми. С. 74.

Думается, что на памятник можно и нужно взглянуть несколько шире. Перед нами источник, зафиксировавший самим фактом своего появления важный аспект в сложной системе взаимоотношений России и Запада. Наряду с дипломатами, купцами, авантюристами, отчетливо запечатлевшими предпринимательский дух новой Англии в записках Ченслера, Дженкинсона, Горсея, Бауса, в России появляется новый тип путешественника, изучающего страну. Одним из первых англичан на этом пути стал Джордж Турбервилль. Правда, при первом столкновении с российской действительностью он издает крик: варварство! дикость! Но уже следующий из этой группы «исследователей», Джильс Флетчер, приехавший через 20 лет, не доверяя эмоциям и слухам, изучает страну, ее строй, законы, порядки, обычаи. А еще через 27 лет, в посольстве 1617–1618 гг., мы встречаем уже профессиональных исследователей — естествоведа Джона Традесканта, филолога Ричарда Джемса [508] .

508

См.: Гамель И. X. Указ. соч. С. 130–150; Ларин Б. А. Указ. соч. Путешественники, изучавшие Россию, приезжали, разумеется, не только из Англии. Например, немецкий поэт Пауль Флеминг схожим образом, хотя и на полстолетия позже, чем Турбервилль, оказался в России (см.: Алексеев М. П. Немецкий поэт в Новгороде XVII в.//Известия АН СССР. Отд. обществ, наук. 1935. С. 539–572).

Таким образом, поэтические послания Турбервилля из России можно с уверенностью назвать памятником своего времени, они занимают пусть не столь значительное, но особое место в комплексе источников, появившихся после «открытия» Московии англичанами в XVI в.

В настоящей работе предлагается полный подстрочный перевод А. А. Севастьяновой трех поэтических посланий Турбервилля на русский язык, и кроме того их поэтическое переложение, выполненное В. Н. Козляковым.

Перевод источника ставил перед нами двоякую задачу: дать в руки историка добротный материал и вместе с тем сохранить, насколько возможно, оригинальность источника как произведения поэтического. Сложность заключалась еще и в том, что стихи написаны особым средневековым размером из чередующихся строк по 12 и 14 слогов [509] . Решая эту задачу, мы пошли по пути подстрочника с последующим поэтическим переводом, сохраняющим, насколько возможно, и приблизительную метрику стиха, и сообщаемый текст почти дословно. Возможна неожиданность некоторых словосочетаний и оборотов в переводе, она объясняется уже отмеченным стремлением к более точной передаче текста исторического источника.

509

См.: Берри и Крамми. С. 72.

В основу перевода положено английское издание 1968 г.; русские слова, приводимые Турбервиллем, в примечаниях даются в транслитерации издания 1589 г. [510] Слова в квадратных скобках — наши уточнения. В подстрочном переводе приняты следующие условно-однозначные соответствия: prince — князь; king — король.

Спенсеру [511]

Если я ныне забуду или не вспомню тебя, Ты, Спенсер, можешь пристыдить и упрекнуть меня. Ведь я, как известно всем, любил тебя, И, расставаясь, именно тебе мне не хотелось говорить «прощай». И поскольку я объявился другу, то решаюсь продолжать, Нет лучшего доказательства моей доброй воли. Я хорошо помню, как нужда гнала меня И не позволяла нам задерживаться и оставаться вместе долее, Ты сжал мне руку и, крепко ее держа, Страстно просил меня сообщить тебе новости и впечатления о стране. Песчаная почва здесь не слишком-то плодородна. Здесь больше пустующей и лесистой земли, чем участков, пригодных к посевам [512] . Однако хлеб растет, его они несвоевременно убирают И жнут, или до того, как сжать, они связывают его в кучу на стеблях. Сноп к снопу — так сушится их урожай [513] . Они очень торопятся, страшась, что мороз уничтожит зерно, К зиме становится земля столь гладкой, Что ни травы, ни злаков на пастбищах не найти. Тогда они заботятся о скоте: овца, и жеребенок, и корова Устраиваются прямо у постели мужика [514] , разделяя его кров. Их он снабжает фуражем и дорожит ими, как жизнью, Так они зимуют вместе с мужиком и его женой. Семь месяцев длится зима [515] ; сиянье [снега? — А. С.] столь ослепительно, Словно это май, перед которым они пашут землю и сеют пшеницу. Тела умерших, до того лежавшие незахороненными, Помещают в гробы из ели как простые люди, Так и те, кто побогаче; причину этого легко найти, Ведь в зимнее время они не смогут продолбить землю. А леса такое изобилие везде и повсюду на их земле, Что и богатый, и бедняк, умирая, уверены, что [их похоронят] в гробу. Возможно, ты размышляешь недоуменно над тем, как можно оставлять Те тела мертвых без погребенья на целый сезон. Но можешь этому верить: как только они остывают, Силой холода их сковывает так, что они становятся как камень, Не оскорбляя ничто живое, Так лежат они и сохраняются до следующего прихода весны. Их звери, как и наши, насколько довелось мне видеть, По виду и размерам, но несколько помельче [516] На вкус водянисты, как английская говядина, И все же они любят и употребляют эту пищу. Их овца очень мала, коротко острижена, [шерсть их] длиной с кулак. Большие стаи птицы живут на суше и на море, а также в тростниках, Бесчисленное множество превращает их в бесценок, Но никто в крае не знает, как следует готовить мясо. Они не пользуются ни вертелом, ни прутом, но когда печь раскалится, Они кладут дичь в котел и варят таким образом ее. Здесь не знают олова, а миски — лишь из дерева [517] . Никто не пользуется деревянными подносами, но чашки очень искусно вырезают из березы. Едят только деревянными ложками, которые висят У каждого мужика на поясе, нисколько их не стесняя. Вместе с двумя-тремя ножами; чем богаче человек, тем их больше, Знатнейшие в Русской земле ходят с ложками и ножами. Их дома — не столь большие постройки, но говорят, Они их помещают на местах высоких, чтоб легче сбросить снег, Который все укутывает толстым слоем в зимнее время, Что и заставляет их ставить свои дома высоко. В строительстве не используется камень; из досок кровля, Они плотно пригнаны друг к другу; все стены строятся из бревен, Как мачты мощных и больших, а между ними проложен мох. Для спасения от плохой погоды трудно представить себе Более надежное устройство; на кровлю они насыпают Толстым слоем кору, чтобы предохраняла от ливней и у снегопадов [518] . В каждой комнате печь, которая служит зимой; Они имеют большой запас дров, столько, сколько могут сжечь. У них нет английского стекла, прозрачные куски породы, Называемой «слюда» [519] , используются для окон, английское стекло не требуется. Они нарезают ее очень тонко и сшивают нитью Красиво, наподобие рамы, чтобы устроить повседневную жизнь. Никакое другое стекло не даст лучше света, поверь, А порода эта недорога, цена ее совсем незначительна. Главнейшее место у них то, где висит их бог. Хозяин дома сам не сядет там никогда, Лишь когда приходит лучший гость, он отводит его на это место. Пришедший должен поклониться богу до земли, касаясь лицом, И помещается на этом самом месте, почитаемом как святое [520] Когда гость ложится, то в знак особого почета Вместо постели у него будет медвежья шкура, А вместо подушки ему кладут седло под голову. В России не бывает другого покрова. И если постель нехороша, то изголовье не столь уж плохо. Я недоумевал часто, что заставляет их так спать. Ведь в стране много птицы и пера в избытке; Разве что оттого, что страна эта груба, Они боятся удовольствия, которые получают их тела. Я бы не хотел, чтоб ты был с нами и видел, как я стоял в ужасе, Не решаясь преклонить колени на медведя. Мне и Стаффорду [521] , моему товарищу по ночлегу, пришлось так ложиться, И все же мы хвалили господа, что ночь провели благополучно. Итак, я кончаю; никаких нет больше новостей для тебя, Кроме последней: страна слишком холодна, люди чудовищны. Я написал не обо всем, что знаю, слегка коснулся того-сего, А если бы я написал, боюсь, мое перо бы затупилось. Кто прочтет эти стихи, тот догадается об остальном. А ты подумай на досуге о нашей торговле, которую я почитаю самой лучшей. Но если нет занятий, то смело могу я взяться за перо, [Чтоб описать] скудость земли и манеры людей. Говорят, по лапе узнают льва [522] , Так и ты можешь догадаться о большом, читая малое.

510

Накluyt R. The Principall Navigations… A photo-Lithographic Facsimile. Cambridge, 1965. P. 408–413.

511

To Spencer. Некоторые из биографов Турбервилля считают, что адресатом этого послания был английский поэт Эдмунд Спенсер (ок. 1552–1599), автор известной аллегорической поэмы «Королева фей» и др. Однако в литературе высказаны и сомнения в таком отождествлении, поскольку ко времени посольства Рандольфа Э. Спенсеру было, примерно, 15 лет (см., напр.: DNB… Р. 323; Notes upon Russia… Vol. 1. P. 149; Литературное наследство. Т. 91. С. 28, 92).

512

Ср.: «…область Московская не слишком пространна и не плодородна; ее плодородности вредит главным образом песчаная повсюду почва… К этому присоединяется неумеренная и чересчур жестокая суровость климата, от которой зимняя стужа побеждает иногда солнечную теплоту и посевы порой не доходят до созревания» (Герберштейн С. С. 97–98).

513

Описания в посланиях снопосушильного принципа точны и сделаны, вероятно, на основании непосредственных наблюдений автора, который мог видеть овины и гумна усадеб того времени (см.: Рабинович М. Г. Очерки этнографии русского феодального города. М., 1978. С. 56).

514

Mowsike. Сообщение автора подтверждается современными исследованиями. В XVI в. молодняк зимой мог содержаться в избах, а в случае холодов там же кормили и доили коров (см.: Очерки русской культуры XVI в. М., 1976. С. I: Материальная культура. С. 184–185 (далее — Очерки, I; Громов Г. Г. Русское крестьянское жилище XV–XVII вв. по письменным источникам//Вестн. Моск. ун-та. Сер. История. 1965. № 6. С. 35–48).

515

Свидетельство, возможно, указывает на Север России.

516

Ср.: «Животные гораздо мельче наших…» (Герберштейн С. С. 99). См. также: Цалкин В. И. Материалы для истории скотоводства и охоты в древней Руси//МИА. 1956. № 51. С. 45, 50–51, 109; Очерки, I. С. 94.

517

В XVI в. на Руси знали оловянную посуду, см. примеч. 21.

518

Описание строительства домов в XVI в. является одним из ценнейших известий посланий, так как данные археологии не дают четкого представления об этом (см. также: Громов Г. Г. Альбом Мейерберга как источник по истории русского крестьянского жилища//Советская этнография. 1955. № 1; Рабинович М. Г. О древней Москве. С. 234–237; Очерки, I. С. 197–199).

519

Sluda. См. примеч. 23.

520

Ср.: «О посещении чужого дома. В каждом доме и жилище, на более почетном месте, у них имеются образа святых, нарисованные или

литые; и когда один приходит к другому, то, войдя в жилище, он тотчас обнажает голову и оглядывается кругом, ища, где образ. Увидев его, он трижды осеняет себя знамением креста…» (Герберштейн С. С. 86). Турбервилль дополняет свидетельство Герберштейна упоминанием о существовании у русских «гостевого» места в доме, что выдает в авторе возможного очевидца церемонии.

521

Stafford. См. о нем: Russia in Accounts… P. 80. Note 14.

522

Турбервилль приводит латинскую поговорку: «Ex ungue leonem» — «По когтю льва».

Паркеру [523]

Мой Паркер, бумага, перо и чернила были изобретены, чтобы писать. А свободные руки, у которых нет занятий, — писать письма. По такой причине, уважая твою проверенную любовь, Если я не напишу тебе о новостях, ты вправе рассердиться и упрекнуть мое перо. Итак, судьба оттолкнула мой корабль от берега И заставила меня искать иное царство, невиданное до поры. Поведение людей я буду описывать И другие стороны их частной жизни — все то, что странно для нас. Русские люди полнотелы, Большинство имеет животы, скрывающие талии [524] , С плоскими головами и лицами, ничего не выражающими, Но коричневыми из-за близости очага и воздействия воздуха. У них есть обычай обривать или стричь волосы На голове. Никто не носит в этой стране вьющихся локонов, Кроме тех, кто имеет нерасположение от господина своего. Тогда он больше не обрезает свои волосы, пока его не простят. Точный знак узнать, кто попал в немилость, Для каждого, кто видит его, — посмотреть на его голову и сказать: «Это он». И все это время он позволяет волосам расти, И никто не смеет из опасения за свою жизнь выказать ему расположение [525] . Одежда их невесела и неприятна для глаз. Шапка возвышается над головой, она торчит очень высоко. Колпак [526] называют они ее. Они совсем не носят брыжи. Знать имеет воротники, украшенные жемчугом, рубашка [527] называют. У русских длинные рубахи, они их вышивают по низу И на рукавах цветными шелками на ширину более двух дюймов. Поверх рубахи надевают одежду-жакет Под названьем однорядка [528] ; вокруг толстой талии завязывают Свои портки [529] , на место славных бриджей. Одежда вся из льна, нет никаких вариантов. Пару вязаных носков, чтоб сохранить тепло, Вместе с башмаками носят в России; их каблуки подбиты Пластинками железа, а носок заострен. Поверх всего надевается шуба [530] меховая, так ходят русские. Пуговицы на шубе — по положению: У кого из шелка и серебра, а у беднейших Нет вовсе шуб, они носят большие одеяния, Закрывающие их до икр, которые зовутся армяк [531] — Так одеваются у русских [532] . Богатый ездит верхом От места к месту, его слуга, следуя за ним, бежит рядом. Казак [533] носит свой войлок, предохраняющий от дождя. Их уздечки не столь нарядны, а седла и совсем просты. Удил нет, а только везде уздечки, седла сделаны из березы. Они сильно напоминают шотландские седла, Имеются на них широкие попоны, хранящие колени От лошадиного пота; подстилки стелют намного длиннее И шире наших. Они используют во время войн короткие стремена. Так, когда русского преследует жестокий враг, Он ускачет прочь и, неожиданно повернувшись, поражает со его из лука [534] . Я бы не смог так изогнуться в седле, как он, Да к тому же и поразить врага, который его преследует. Их луки очень коротки, сильно напоминают турецкие, Они сделаны из сухожилий и березы очень ловко. Маленькие стрелы с острыми наконечниками бывают беспощадны, как молнии. Пущенные из этих луков, они не дадут спастись [535] . Они редко подковывают лошадей, если только не используют их Как почтовых по зимним дорогам. Тогда, чтобы они не скользили, Они подковывают их тонкими подковами [536] с шипами и едут. Лошади в этой стране хорошо проходят 80 верст [537] в день И все без шпор. Однажды их пришпорят, и они скачут. Но если они не едут, то русский вынет кнут И бьет их по ребрам. Хотя все они обуты в сапоги. Но во всей стране ты не увидишь пары шпор. Обычная игра здесь — шахматы, простейшее желание Делать шах и мат, практикой достигли они искусности [в игре] [538] . Еще они играют в кости, как кутилы; самые бедные жулики Сядут даже в открытом поле, чтобы обыграть. Их игральные кости очень маленькие, наподобие таких же, Какие мы имеем. Он их поднимет, бросит через большой палец, Но не трясет ни йоты; они подозрительны в игре, И все же, я полагаю, у них отсутствует искусство, свойственное этой игре. За игрой, если нет серебра, в ход пойдут седла, лошади и все, Любая другая вещь идет за серебро, хотя бы и за ничтожную цену [539] . Так как ты любишь играть, друг Паркер, поэтому Я желаю тебе поскорее утомиться, проводя в игре целые дни.

523

To Parкеr. O Паркере, адресате этого послания, сведений в литературе нет; в сборнике Турбервилля «Tragical Tales» ему адресовано несколько стихотворений.

524

Ср.: «Они подпоясываются отнюдь не по животу, но по бедрам и даже опускают пояс до паха, чтобы живот больше выдавался» (Герберштейн С. С.80).

525

Высказывания Турбервилля о том, что волосы «стригут и обривают», и Флетчера — «стригут до самой кожи» (Флетчер Дж. С. 156) — не соответствуют традиционному, известному по миниатюрам того времени, обычаю на Руси стричь волосы «в кружок» (см.: Арциховский А. В. Древнерусские миниатюры как исторический источник. М., 1944; Очерки русской культуры XIII–XV вв. М., 1969. Ч. I: Материальная культура. С. 296). Интереснее указание Турбервилля (достаточно, впрочем, традиционное для записок иностранцев) на то, что попавший в опалу не стрижет волосы.

526

Colpacke. О русских головных уборах см.: Арциховский А. В. Указ. соч. С. 100–101.

527

Rubasca. Ср.: «Рубашки у всех почти разукрашены около шеи разными цветами; застегивают их запястьями или шариками, серебряными или медными вызолоченными, присоединяя ради украшения жемчуг» (Герберштейн С. С.80). См. также: Очерки русской культуры XIII–XV вв. Ч. I. С. 289–291.

528

Onoriadca.

529

Portkies.

530

Suba, subes.

531

Armacha.

532

В целом описание одежды русских, данное автором, верно. Неточности проявились в деталях: кроме льна, одежду делали также и из шерстяных тканей; цвета одежды вовсе не были однообразны и «невеселы» (см. об этом: Арциховский А. В. Указ. соч. С. 100; Рабинович М. Г. О древней Москве. С. 278–288; Нахлик А. Ткани Новгорода//МИА. 1963. № 123. С. 230–231; Очерки, I. С. 208).

533

Cassacke.

534

Ср.: «…седла приспособлены у них с таким расчетом, что всадники могут безо всякого труда поворачиваться во все стороны и натягивать лук» (Герберштейн С. С.76).

535

Сообщение Турбервилля о луке и стрелах как общепринятом и притом грозном оружии XVI в. достоверно. Изображения русского воина см.: Герберштейн С. С. 75, 77, 248, 249; Богоявленский С. К. Вооружение русских войск в XVI–XVII вв. // Исторические записки. М., 1938. Кн. 4. С. 259–260; Очерки, I. С. 294, 314–315; Чернов А. В. Вооруженные силы русского государства в XV–XVII вв. М., 1954. С. 31, 52.

536

Утверждение автора о малом распространении на Руси в XVI в. подковывания лошадей заимствовано, видимо, у Герберштейна (с. 87). Употребленное Турбервиллем слово «calc» в значении «подкова» соответствует русскому «калка» (подкова) (см.: Словарь русских народных говоров. Л., 1977. Вып. 12. С. 362). О подковах см.: Очерки русской культуры XIII–XV вв. С. 113–114.

537

Versts.

538

Сообщение о распространении на Руси игры в шахматы подтверждается данными других источников. См. примеч. 10, 25.

539

Очень живое у Турбервилля описание игры в кости вполне достоверно и подтверждается как археологическими источниками (см.: Рабинович М. Г. О древней Москве. С. 234–237), так и русскими письменными и изобразительными источниками (см.: Бахрушин C. В. Указ. соч.; Древнерусская миниатюра в собрании Государственного исторического музея. М., 1981. Вып. V: Городская жизнь, миниатюра «Азартные игры»).

Шахматные фигуры XVI в. ручной и токарной работы.

Но ты мне кажешься лучше сейчас, вдали от дома, я знаю, Ты не захочешь бездельничать долго среди таких невежд. Итак, судите сами, друзья, какую мы имели жизнь, Что около морозного полюса мы были бы рады проводить тяжкие дни, Чем на такой дикой земле, где законы не властны, Но все зависит от воли короля — убить или помиловать, И это — без всякой причины; на все то воля божья [540] . Но какое дело нам до королей? Не следует трогать святых. Постигни остальное сам и подумай, какую жизнь они ведут, Там, где страсть является законом, где подданные живут в постоянном страхе, Где лучшие сословия не имеют надежной гарантии В сохранности земель, жизней, а неимущие расплачиваются кровью. Все пошлины идут в распоряжение князя, И весь доход поступает и идет королевской короне [541] . Боже правый! Я вижу, что ты задумался над тем, что я сказал сейчас. Но это правда; нет выбора, и все преклоняются перед волей князя. Так Тарквин правил Римом [542] , как ты прекрасно знаешь, И какова была его судьба, я думаю, ты помнишь сам. Где забота о всеобщем благе покоится лишь на подчинении, А страсть является законом, там правление должно со временем прийти в упадок, Необычность этого места такова, что, постоянно видя непонятное, Я все равно не смог бы, был бы не в силах описать каждый частный случай. Холод исключительный, люди грубы, князь полон коварства, Государство столь переполнено монахами, монашками, священством на каждом углу, Женщины развращены, храмы забиты идолами, Оскверняющими то, что должно быть свято, обычаи столь странны, Что, если бы я описал все это, боюсь, мое перо сломалось бы. Короче, я скажу, что никогда не видел государя, который бы так правил, Людей, столь окруженных святыми, но диких и низких. Свирепые ирландцы так же цивилизованы, как эти русские; Трудно сказать, кто лучше из них, и те, и другие кровожадны, грубы и слепы. Если будешь ты мудрым, как твое искусство, и доверишься мне — Живи тихо дома и не жаждай увидеть эти варварские берега. Ничего хорошего не открывается тому, кто ищет и находит не лучшее. Тот народ не узнает лучших гражданских порядков, где господь не дарует свою благодать, И, будучи действительно больны, они заслуживают господней милости, Поскольку ни любовь, ни трепет пред его уверенной десницей Не избавят от мучений тех, кто в тисках Своих грехов ставит на первое место лишь развлечения. Пока, друг Паркер, если ты хочешь лучше узнать русских, Обратись к книге Сигизмунда [543] , которая скажет всю правду, Поскольку он долго жил посланником к этому королю, Посланный Поляком, он дает во всех отношениях правдивый рассказ. Ему я рекомендуюсь, облегчив боль своего пера. И, наконец, желаю тебе всего хорошего и снова прощаюсь с тобой.

540

Ср.: «Государь…применяет свою, власть… распоряжаясь беспрепятственно и по своей воле жизнью и имуществом всех…» (Герберштейн С. С. 87). См. также: Флетчер Дж. 1905. С. 38–43.

541

В начале XVI в. грамоты великих князей не освобождали от уплаты налогов в казну. См.: Веселовский С. Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. М.; Л., 1947. С. 138; Каштанов С. М. Социально-политическая история России. М., 1967. С. 12, 243–274; Зимин А. А. Россия на пороге нового времени: (Очерки политической истории России первой трети XVI в.). М., 1972. С. 237–238.

542

Тарквин — Тарквиний Гордый (534/533 — 510/509 гг. до н. э.). Согласно римскому преданию последний (седьмой) царь Древнего Рима. Достиг трона убийством Сервия Туллия; его правление отмечено крайними жестокостями, тиранией. Изгнан из Рима в результате восстания.

543

Сигизмуид Герберштейн (1486–1566) — имперский посол, побывавший в 1517 и 1526 гг. в России; в одном из этих посольств он выступал как посредник между Россией и Великим княжеством Литовским. Автор «Записок о Московии», популярных у иностранных авторов.