Записки опального директора

Гимельфарб Натан

Много времени и внимания уделял я также борьбе с хищениями продукции. Уличённые в этом работники строго наказывались, лишались премии, а многие увольнялись с предприятия. Был налажен надлежащий учёт, проводились систематические инвентаризации, исчезли недостачи на складах и в холодильнике. Случаев мелкого хищения стало меньше, но изжить их полностью было невозможно.

Именно эта работа стала предметом проверки, начатой по инициативе секретаря горкома партии Будунова, недавно избранного вместо Зинкевича. К ней подключили районное и областное ОБХСС (отделы борьбы с хищениями социалистической собственности) и инструкторов орготдела горкома.

Проверка длилась несколько месяцев и имела далеко идущие цели. Наряду с тщательным

изучением состава руководящих кадров, были исследованы все каналы хищения продукции. При этом основное внимание уделялось операциям приёмки скота базой предубойного содержания. Закупками скота у населения тогда занимались райконторы “Заготскот”, которые затем сдавали его мясокомбинатам. Были вскрыты злоупотребления в Могилёвском и Быховском районах, к которым оказался причастным заведующий базой мясокомбината Никулин. Он и управляющий Могилевской конторы Зинкевич были арестованы и началось следствие, в ходе которого было очевидно стремление МВД любой ценой добыть улики, подтверждающие мою причастность к этим махинациям. Как мне потом стало известно, отдельным свидетелям обещали большие блага за показания, уличающие меня в нечестности или злоупотреблении служебным положением.

Сотрудники ОБХСС устраивали ночные засады вокруг комбината с целью выявления расхитителей продукции. К сожалению, их было немало, но доказать рост числа случаев и объёмов хищения им не удалось. Статистика, наоборот, подтверждала неизменное их снижение за время моей работы директором.

Собрать необходимый компромат для привлечения меня к уголовной ответственности не смогли, но недостатков набралось немало. Отмечалось наличие мелких хищений, пересортицы у экспедиторов при развозе продукции по магазинам и при доставке её в Москву, недостачи при отгрузке мясопродуктов по железной дороге. Указывалось, что ещё не все инженерно-технические должности укомплектованы дипломированными специалистами. Не умолчали и о семейственности, в частности о работе жены директора в должности инженера по рационализации.

В клубе мясокомбината состоялся показательный судебный процесс по делу о злоупотреблениях при закупках скота у населения. Зинкевич и Никулин были осуждены к семи годам лишения свободы. Для меня это послужило серьёзным уроком на будущее.

Материалы проверки были рассмотрены у Прищепчика и принято решение обсудить их на партийном собрании комбината.

85

Иосифа Мигурского я хорошо помнил с Орши, где он заканчивал ГПТУ и проходил производственную практику по обвалке мяса в консервном цехе мясокомбината. Как я уже упоминал ранее, этот парень заметно отличался от других мальчишек силой, ловкостью, и сообразительностью. Он и тогда лучше и быстрей других работал и пользовался влиянием у учащихся. Я предлагал ему тогда остаться в Орше, но он остановил свой выбор на Могилёве, где, как ему представлялось, жить будет веселей и интересней.

Мне было приятно встретить его за работой обвальщика в первый день прибытия на комбинат. Он заметно подрос, возмужал и повысил свою квалификацию. Иосиф работал легко и ловко. Как бы играя, он отделял мясо от кости, опережая других рабочих бригады. Мне доставляло удовольствие любоваться работой специалистов высокой квалификации, особенно на таких тяжёлых и сложных процессах, как забеловка шкур в цехе первичной переработки скота и обвалка мяса в колбасном цехе. Когда выдавалось несколько минут свободного времени, я подымался на третий этаж, где были обвалочные конвейеры, и наблюдал за работой Юзика, как называли Мигурского в цехе. Заметил, что в моём присутствии он работал ещё лучше, чище и красивее, чем до моего прихода.

Когда я похвалил Мигурского в присутствии начальника колбасного цеха Матвеевой, она пожаловалась на его тяжёлый характер. Под настроение, в благодарность за премию, хорошую зарплату и похвалу он мог чудеса делать.

В такие минуты для него не было непосильных заданий. Он и сам старался и бригаду увлекал своим примером. Стоило же Мигурскому чем-то не угодить, как он становился другим человеком - вредным, упрямым и творящим одно зло. Он тогда и сам не работал, и бригада, вслед за ним, склонялась к саботажу. Вот и приходилось всё время с ним заигрывать.

Я тогда не согласился с Раисой Давыдовной и пытался убедить её в том, что она недооценивает Юзика, где то ошибается в отношениях с ним и поэтому не в полной мере использует его возможности как рабочего и организатора коллектива.

Я тогда имел серьёзный разговор с Мигурским в плане его поведения и отношения к руководству цеха, а главное - относительно его жизненного статуса. Меня удивляло, что за прошедшие годы он не подумал об учёбе, имея только восьмиклассное образование, не задумался о специальности и так и остался обвальщиком. Я убеждал его в том, что когда уйдёт молодость, ему трудно будет переворачивать за смену по две тонны мяса и тогда он пожалеет, что в своё время не доучился и не приобрёл специальность. Юзик попытался было доказывать, что ему не плохо живётся обвальщиком, что зарплата его не меньше моей, а ответственности и проблем никаких, но затем согласился со мной и пообещал с нового учебного года пойти в вечернюю школу, а после её окончания поступить на заочное отделение одного из институтов нашей отрасли промышленности.

Как мне потом рассказывала Матвеева, моё влияние на Мигурского оказалось полезным. Он теперь реже капризничал и во многом помогал ей в организации работы на участке обвалки мяса. Она назначила его бригадиром и теперь у неё стало меньше хлопот с обеспечением колбасного производства сырьем.

Я затем часто интересовался работой, учебой и жизнью Юзика. Когда его соученики рассказали, что ему трудно даётся математика, побывал в школе и договорился с завучем о дополнительных занятиях с ним. Узнав о возникших у него семейных проблемах, познакомился с его женой Майей и попытался помочь им выяснить свои отношения. Оказалось, что они осложнились в связи с неприязнью Иосифа к её родителям, в доме которых жили из-за отсутствия своей квартиры. Я напросился к ним в гости и за ужином попытался разрядить возникшую напряжённость, обнадёжив возможностью получения молодой семьёй отдельной квартиры при условии постановки на очередь на расширение жилплощади.

Мне было приятно узнать, что и в школе у Юзика постепенно дела стали налаживаться и дома отношения улучшились. В этом была в первую очередь его собственная заслуга. Гордая и самолюбивая натура Мигурского не терпела к себе жалости и он старался доказать, что сам в состоянии решить свои проблемы.

Вскоре Иосиф Казимирович стал членом партии и о нём заговорили не только как о передовике производства, но и как о примерном коммунисте. Теперь и Матвеева, хоть и сдержано, но тоже похваливала Юзика. Ему присвоили звание “Ударник коммунистического труда” и он постоянно заносился на Доску почёта.

Когда нам впервые выделили лимит на награждение одного рабочего медалью “За трудовую доблесть”, Раиса Давыдовна без колебаний предложила кандидатуру Мигурского. Тогда редко награждали орденами и медалями работников промышленности, а если такое случалось, то не в пищевой и мясо-молочной отраслях. Привилегии имели угольная, металлургическая индустрия, реже машиностроение и отрасли лёгкой промышленности, такие как текстильная или искусственных волокон.

Когда выделялся лимит на награды, указывалось каким требованиям должен соответствовать награждённый. В данном случае требовалось, чтобы это был рабочий ведущей профессии, член партии, передовик производства. Национальность обычно не указывалась, но и без того было понятно, что предпочтение отдаётся людям коренной национальности (Юзик по паспорту считался белорусом, хоть на самом деле он, наверное, был поляком).