Записки опального директора
Шрифт:
Чтобы хоть как-то повысить уровень его знаний и научить грамотно разговаривать, я заставил его посещать экономический семинар, который вёл со времени вступления в должность главного инженера. Его участниками были многие инженеры, экономисты и руководители цехов и отделов. Они слушали лекции, готовили рефераты и выступления по темам конкретной экономики вообще и мясной промышленности в частности. Посещающие семинар инструкторы отделов агитации и пропаганды обкома и горкома партии отмечали высокий уровень знаний участников, и за это я даже был награждён Почётной грамотой обкома партии. За все годы учёбы Мигурский не подготовил ни одного реферата и ни разу не выступил на семинаре. К этому все привыкли и с этим смирились.
Однако обязанности доставать и
Мигурский пытался быть “своим человеком” и у нас дома. Он старался хоть чем-нибудь быть полезным Анне Абрамовне и детям, не забывал поздравить каждого с днём рождения и утверждал, что мы ему как родственники. Я всегда остерегался его услуг и строго запретил членам семьи ими пользоваться. Тем не менее такие инициативы он, хоть и изредка, но всё же проявлял.
Около пятнадцати лет Иосиф Казимирович работал моим заместителем и все эти годы я его остерегался, в чём-то недобром подозревал и чего-то боялся. Как потом выяснилось, не без оснований.
86
В работе по рационализации и изобретательству Анечка нашла своё призвание. Она трудилась с утра до позднего вечера в поисках патентной информации, организации работы экспериментального участка, который был в её подчинении, учёте поступающих предложений, расчётах экономической эффективности, выплате вознаграждений авторам и премий за содействие внедрению. Дел у неё всегда было много потому, что всё больше людей вовлекалось в работу по совершенствованию производства и росло число поступающих от них заявок. Этому в большой мере способствовала её активная работа с авторами. Порой, из мимоходом услышанной ею реплики рабочего, улавливалась идея и рождалось рацпредложение. Она помогала многим в оформлении заявок, выполнении эскизов, обосновании эффекта, испытаниях и внедрении. И в том, что техническое творчество на комбинате стало по настоящему массовым, и из года в год возрастал полученный от него экономический эффект, была её большая заслуга. Ни на одном предприятии отрасли этой работе не уделялось столько внимания, и она не велась с таким размахом, как у нас.
Комбинат был единственным предприятием мясной промышленности республики, где разрабатывались и внедрялись технические идеи мировой новизны. Показательно, что по всем поданым в Комитет по делам изобретений и открытий при Совете министров СССР заявкам, в конечном счёте были получены положительные решения и выданы авторские свидетельства. Их поступило более тридцати и все были внедрены в производство.
Не получали мы отказных решений и на заявки в зарубежные патентные ведомства. Все направленные материалы были защищены и было получено пять патентов, в том числе, два американских. Можно было истребовать патенты на значительно большее число наших изобретений, но в Союзном министерстве никто серьёзно не занимался лицензионной работой, особенно по патентам провинциальных предприятий, а без продажи лицензий терялся смысл трудоёмкой работы по защите заявок, которую мы делали сами в свободноё от работы время.
Там добивались продажи лицензий иностранным государствам только в случаях, когда соавторами были руководители министерства или люди из их близкого окружения. Их было продано всего несколько за все сорок пять лет моей работы в отрасли.
Мало было в нашей промышленности и внедрённых в производство изобретений. Этим, в основном, занимались научно-исследовательские институты и крупные конструкторские организации в содружестве с такими гигантами промышленности как Московский и Ленинградский мясокомбинаты. Большими успехами и там похвастать не могли. Заявок подавалось немного и из них обычно половина отклонялась. Не случайно поэтому, после внедрения нами в производство нескольких первых собственных изобретений, руководство головного НИИ отрасли - ВНИИМПа обратилось к нам с предложением о сотрудничестве в разработке, защите и внедрении научных разработок и опытно-конструкторских работ. Предложение было принято, однако большой пользы от этого мы не получили
Нельзя сказать, что наши успехи в техническом творчестве не признавались Минмясомолпромом СССР, партийными, советскими и профсоюзными органами республики. Наоборот, о них писали отраслевые журналы, местные и республиканские газеты, публиковались брошюры. По итогам соревнования за лучшую постановку работы по рационализации и изобретательству комбинату неизменно, на протяжении многих лет, присуждалось первое место в стране и соответствующие премии, мы были удостоены многих медалей ВДНХ СССР, в том числе золотых и серебряных, предприятие награждалось ценными подарками Главной выставки страны, включая и легковые автомобили. Но я лично постоянно чувствовал, что мою фамилию старались называть как можно реже, а если этого нельзя было избежать, то делали это в полголоса, с оглядкой и боязнью нарушить чей-то запрет.
В этом я окончательно убедился, когда в 1967-ом году, к юбилею Октябрьской революции, по предложению республиканского Совета общества изобретателей и рационализаторов меня и Луговнёва представили к званию “Заслуженный изобретатель БССР”. Материалы были убедительными и не могли вызвать сомнений в том, что мы такого звания достойны. Экономический эффект от внедрения наших изобретений в отрасли в несколько раз превышал требования Положения о присвоении этого звания, и составил более 3-х млн. рублей, но представление пролежало в ЦК КПБ около года и когда, наконец, был опубликован Указ Президиума Верховного Совета, то в нём была только фамилия Луговнёва. Бедный Фёдор Тимофеевич чувствовал себя очень неудобно. Он то лучше других знал какими были моя роль и участие в разработке, защите и внедрении наших изобретений.
Было очень обидно проглотить очередную горькую пилюлю, но что поделаешь? Что позволено Юпитеру - не позволено быку.
Хотелось более подробно рассказать о буднях изобретательской деятельности, о безразличии к этому важному государственному делу нашего министерства и других правительственных ведомств, об обидах и издевательствах, которые мы вынесли при решении вопросов выплаты полагающихся по закону вознаграждений и других видов поощрений. Но не стану я это делать только потому, что многое может показаться неправдоподобным и меня могут упрекнуть в нескромности или в хвастовстве, а еще потому, чтобы не утомлять читателей такими грустными историями.
Не могу только не упомянуть ещё об одном случае, который красноречиво подтверждает неравноправие людей в советском обществе.
В колбасном цехе комбината были внедрены разработанные нами способ и устройство для отделения мясной ткани от кости. Использование этих изобретений позволило направить в производство мясо оставшееся на кости после ручной обвалки. Действовавшие тогда инструкции допускали остаточное содержание мясных прирезей в среднем по скелету в размере 8 процентов, а на некоторых частях туши, таких как грудинка, филей, шейка, позвоночник, оставалось более 15 процентов мяса. Требовать от рабочих ручной доочистки не имело смысла, так как на это понадобилось бы много труда и времени, что экономически себя не оправдывало. В связи с этим сотни тонн мяса на нашем комбинате, на всех других предприятиях страны, как и во всём мире, направлялись вместе с костью на клеевые заводы или на другие технические цели.
После долгих и мучительных поисков нам удалось разработать устройства и технологию, позволившие механизированно отделить мясную ткань. Для этого кость измельчалась, обрабатывалась во вращающемся специальном барабане, где обеспечивалось отделение прирезей мяса, которые водой отводились в отстойную центрифугу непрерывного действия, обеспечивающую отделение твёрдой фазы от жидкости. Полученное таким образом мясо направлялось в колбасное производство. Технология была одобрена “Минмясомолпромом” и внедрена в производство.