Записки опального директора
Шрифт:
48
Разногласия в правлении сказались и на работе редколлегии клубного журнала. Печатное издание “Русского клуба” всё меньше соответствовало своему названию - “Наша жизнь”. Оно теряло популярность и пользовалось всё меньшим интересом у читателей. Его страницы занимали пространные материалы постоянных авторов, не имеющие зачастую отношения к жизни клуба и не отражающие происходящих в нём событий. Роль журнала, как информационного органа, заметно снизилась, он не оказывал должного влияния на сплочение членов клуба, преодоление возникших проблем и трудностей. Была очевидна необходимость
С этой целью правление заслушало отчёт Александра Шапиро о работе редколлегии. Опасаясь претензий в необъективности и предвзятом отношении к редактору, Шусторович поручил мне ведение заседания и ограничил своё участие в нём только заключительным словом.
Моя задача была не из лёгких. Заслуги Александра Шапиро в становлении и развитии клуба были бесспорны. Выступления Саши по вопросам иудаизма, беседы и лекции по еврейской истории, доклады на темы Холокоста пользовались успехом и вызывали большой интерес у русских евреев города. Особенно велика была его роль в создании журнала, выпуску которого он отдавал много сил и всё своё свободное время. Здесь проявились его дарования литератора и способности журналиста. В интересах дела было сохранить Шапиро, как клубного активиста и редактора.
С другой стороны нужно было вскрыть серьёзные недостатки в работе редколлегии, приблизить газету к жизни клуба, повысить её роль в сплочении русскоязычной общины Баффало. На успех в достижении этих целей можно было рассчитывать только при условии объективного анализа редактором возникших проблем и разработки действенных мер по их преодолению.
К сожалению, этого не случилось. Выступление Шапиро было коротким и сухим. В нём не было ни глубокого анализа, ни конкретных мероприятий, ни просьб о помощи. Не было даже претензий на “гнёт цензуры”, на что постоянно жаловались некоторые члены редколлегии. По всему чувствовалось, что у редактора нет больше желания издавать журнал и им вынашиваются другие планы, не имеющие отношения к жизни клуба.
Саша открыто не критиковал президента и уклонился от ответа на вопрос чувствовал ли он пресловутый “гнёт” и в чём конкретно он выражался. Шапиро заявил, что у него лично нет претензий к Шусторовичу, а что касается других членов редколлегии, то они вправе высказывать по этому поводу своё мнение.
В выступлениях участников заседания было много критических замечаний в адрес редактора. В частности отмечалось, что публикации на клубную тематику в журнале составляют менее 20%, что он перегружен громоздкими статьями, не пользующимися интересом у большинства читателей, что круг авторов очень узок, что редколлегия материалы не обсуждает и собиралась только однажды для критики работы президента. При этом давалась высокая оценка способностям редактора и предлагались меры помощи с целью восстановления престижа журнала и повышения его популярности среди членов клуба.
Последним выступил Шусторович. Он обвинял Шапиро в непонимании задачи журнала в сплочении русскоязычных иммигрантов, в активизации их участия в работе клуба, раскрытии способностей и дарований. “Нужны не дебаты, а конкретная
информация о событиях в клубе, его людях, работе правления, планах и проблемах. Журнал, как орган “Русского клуба”, призван объединять, а не разобщать людей” -заявил Шусторович.
Он упрекнул редактора в тенденциозности и в качестве примера привёл изъятие из
Шапиро признал, что жизнь клуба в журнале освещалась слабо, но не согласился с тем, что клубный печатный орган должен быть чисто информационным изданием. Он настаивал на том, что журнал должен содержать разносторонний материал, полемику и критику недостатков. Упрёки в тенденциозности отклонил и отказался быть редактором и членом редколлегии.
В заключительном слове Шусторович предложил Шапиро сделать выводы из критических замечаний и остаться редактором газеты. Что касается обвинений в тенденциозности, он обещал ознакомиться с рукописями авторов и, в случае их идентичности с опубликованными материалами, принести свои извинения редактору на очередном заседании правления.
Своё обещание в части ознакомления с рукописями Женя выполнил, а извиниться перед Сашей в присутствии членов правления не смог из-за его отказа участвовать в заседании. Не принёс Шусторович извинений Шапиро и в другой форме. Обиженный редактор заявил о своём выходе из правления и редколлегии газеты. Вместе с ним из редколлегии ушли Цыпенюк, Сегал, Гебелева, рассчитывая, наверное, на прекращение выпуска журнала.
Вскоре они стали издавать свою ежемесячную русскоязычную газету. У неё нашёлся и спонсор - “Human Com. Inc” и она распространялось бесплатно. Многие сулили ей большое будущее, однако, после выхода второго номера “Наша газета” (так называлось новое издание) исчезла также внезапно, как и появилась.
49
К исходу второго года своего существования “Русский клуб” стал испытывать серьёзный морально-психологический кризис. Вместо содружества единомышленников, связанных одной судьбой и общими интересами, он стал местом беспринципных распрей и бесконечных споров, насыщенных грубостью, оскорблениями и угрозами. Еженедельные встречи по воскресеньям для многих
членов клуба перестали быть праздниками общения. Они шли на них с тревогой и волнением из-за опасности возникновения новых конфликтов.
Однако, жизнь клуба продолжалась. По-прежнему проводились беседы, читались лекции, работали секции по интересам, кружки художественной самодеятельности, школы для взрослых и детей, проводились экскурсии. Несмотря на происшедший раскол в правлении многогранная клубная работа не только не сокращалась, а, наоборот, набирала силу и выходила на качественно новый, более высокий уровень.
К чтению лекций стали привлекаться не только члены клуба, но и наши сограждане, давно проживающие в Америке и достигшие здесь высокого профессионального и общественного положения. Среди них были доктора наук, профессора университета, практикующие врачи.
Клубная самодеятельность становилась всё более массовой и радовала повышением художественного мастерства. К участию в концертах часто привлекались высококвалифицированные профессионалы из числа русскоговорящих иммигрантов.
Прибавилось студентов в школе по изучению английского языка, что потребовало открыть новые классы. Из-за дефицита помещений в Еврейском Центре, она теперь размещалась в учебном корпусе реформистской синагоги Temple Beth Am, где ей были созданы лучшие условия для занятий. Работали и классы по обучению детей русскому языку.