Записки падшей ведьмы
Шрифт:
Еще через двадцать минут Денис потчевал меня макропеном и с жалостью гладил по головке. От такого обращения меня чего — то разморило и я сама не заметила, как уснула.
Проснулась я, словно меня кто толкнул. Я даже вздрогнула. Резко села на кровати и осмотрелась.
Дэн спал около меня, старательно отодвинувшись. Видимо, боялся случайно задеть коленку. В слабом свете ночника я внимательно смотрела на тени, что отбрасывали его ресницы, на четкую линию скул, и ямочку на подбородке.
«Если в воскресенье не будет результата — пеняй на себя», —
Пеняй на себя — подразумевалось, что моего Дэна убьют.
Я снова взглянула на Дэна, вздохнула и аккуратно сползла с кровати.
Надо идти к себе.
Надо работать.
Осторожно ступая на больную ногу, я похромала к дверям. И на середине комнаты остановилась. На кресле было разложено чудеснейшее белое платье. С открытыми плечами, атласным корсажем и воздушной многослойной юбкой.
«Мать честная!» — присвистнул внутренний голос.
Я промолчала, жадно оглядывая платье.
«Примерим?» — робко предложил голос.
Я резко отвернулась и похромала дальше.
Завтра…
Либо я завтра его одену, либо нет. И чтобы были причины его одевать — мне нужно потрудиться.
В своей комнате я тщательно заперлась, убрала в стороны полы халата и, наложив руки на колено, на два раза отчитала коленку. Три — гарантировало полное и быстрое излечение, а так — мне лишь полегчает. Но полегчает очень весомо.
Потом я снова достала из пакета фотографии, разложила под лампой свечи — пусть размягчаются, а сама встала и пошла к платяному шкафу. С каждым шагом я с удовлетворением чувствовала, как уменьшается моя боль в колене.
В шкафу мне надо было только одно — зеркало. Я решила вызвать покойника. Но не в телесном виде, а лишь отражением — так и безопаснее, и больше шансов что придет конкретный человек, а не злобный дух под его личиной.
Я аккуратно ножницами отогнула скобочки, удерживающие большое, в мой рост, зеркало, прислонила его к стене, около него начертила на полу свечкой круг, одновременно заговаривая его.
После чего села в него, закрыла глаза и принялась вызывать в душе образ бабушки. По-доброму нужна была ее вещь или фотография, но чего нет, того нет. Так что будем надеяться на крепость кровных уз.
Я с нежностью вспоминала ее морщинистое лицо, мудрые глаза, неизменный темный платок на голове. Платок — потому что батюшка ее в церковь с непокрытой головой не пускал, а ходила она туда часто…
Потихоньку я начала проговаривать слова заклинания — вызова. Они лились свободным потоком, разливаясь около меня широким потоком, словно нефть по воде. Я цепко держала образ бабушки, призывая ее к себе.
Около меня, за кругом упал стул.
Я невозмутимо продолжала мешать слова со своей силой и щедро ее сеять вокруг.
Порыв ветра достиг меня.
«Окно ведь закрыто», — в страхе пискнул внутренний голос.
Я громко и уверенно дочитала заклинание:
— Ночь темная, перевернись!РабаИ я резко открыла глаза — печать на это заклинание ни в коем случае ставить нельзя.
Из зеркала на меня смотрели мудрые глаза бабушки.
— Тяжело мне, — прошелестела она. — Не держи, говори, чего надобно.
— Бабуля, — у меня аж дыхание перехватило, я с жадностью вглядывалась в ее дорогое мне лицо.
— Не держи, — снова прошелестела она, строго глядя на меня.
— Хорошо, — печально кивнула я и разложила перед собой пять фотографий. — Бабуль, мне надо, чтобы завтра они все собрались в одном месте. Как это сделать?
— Черное дело ты задумала, Магда, — поджала губы бабушка.
— Иногда нет выхода, — с трудом прошептала я.
Бабушка внимательно посмотрела на меня, и лишь потом согласно склонила голову:
— Я покорна тебе сейчас, внученька…
— Так как мне это сделать? — требовательно спросила я. — Помоги мне, раз покорна.
На миг повисла тишина.
Потом из зеркала донесся голос:
— Я тебе помогу. Слушай и не перебивай. Через час они все проснутся и захотят встретиться у Геннадия Соловца, это один из приговоренных. Он живет один за городом, в небольшом коттедже. В пять утра будь готова действовать.
— Но как же это все случится? Какое заклинание надо применить? — торопливо спросила я, видя, как тускнеет ее отражение.
— Я сама все сделаю, внученька, — прошелестела бабуля. — Только грех этот на тебе, думай, как потом замаливать будешь. А теперь — отпусти.
Деревянной рукой я кинула в зеркало горсть соли, читая заклинание. Отражение бабули принялось таять, когда она торопливо шепнула:
— Беги отсюда, внученька, беги!!!
Я еще долго сидела в круге, и до того мне мерзко было… Практически я использовала бабулю, использовала ее дух, связав заклятьем мне на покорность. Еще хорошо, что Ворона не вызвала, перед ним вовсе неудобно бы было.
Вздохнув, я стерла восковый круг, подошла к столу и принялась лепить из размягченного воска фигурки. Получались они маленькие — на каждого шло по две свечки, ну да не на крест же мне их вешать, он у меня был всего один! А для того, что я задумала — и этого будет достаточно. Я шептала заклинания, закатывала в воск вырезанные лица, осторожно ногтями рисовала черты лица, благословляла воду из графина и крестила каждого, нарекая именем одной из жертв. Работа долгая, кропотливая…
Наконец, закончив все это, я посмотрела на часы на стене — я уложилась в срок. Времени было пять минут шестого. Голубки уже собрались в клетке.
Я решительно воткнула в каждую фигурку по иголке — в темечко, чтобы вызвать потерю сознания — и пошла с ними в холл. Там я быстро растопила камин, сухие поленья мгновенно занялись, и принялась с наговором кидать одну за другой фигурки в огонь.
Закончив, я села в кресло совершенно опустошенная.
«За это даже и статьи нет», — робко брякнул внутренний голос.