Записки падшей ведьмы
Шрифт:
— А если б был — неужто отказалась б? — усмехнулся он.
Я молчала. Я не знала, какой ответ ему понравится, а какой нет, но я до жути боялась его рассердить. Его соль все еще разъедала мои раны…
— Завтра я не смогу, — прошептала я. — Максимум — послезавтра…
— Завтра! — Рявкнул он.
— Да хоть режь меня — не смогу, — заплакала я.
Он помолчал, зачерпнул пальцем моей крови, обсосал, и милостиво разрешил:
— Уговорила. Если в воскресенье не будет результата — пеняй на себя.
Я беззвучно
— И еще, цыпочка, — фамильярно похлопал он меня по лицу. — Нажалуешься Буйволу или еще кому — мы твоего женишка все ж поджарим. Имей в виду.
Ответа от меня он дожидаться не собирался. Он просто меня проинформировал — и исчез в распахнутом окне. Я резко вскочила — откуда только силы взялись? — подскочила к окну и тщательно заперла створки. Потом я сорвала простыню, прижала ее к разрезанному животу и пошла в ванную.
Ванная комната была в коридоре, не то что у меня, где у каждой гостевой имелся свой санузел. Там я долго промывала раны, в основном не столько смывая кровь, сколько вымывая жгучую соль. Потом положила руки прямо на кровавую рану, и отчитала себя воинским старинным заговором от ратных ран. Больше мне ничего в голову не пришло. Потом подумала и отчитала себя еще и заклинанием на восстановление сил — крови-то я потеряла много.
Аптечки тут, вопреки моим надеждам, не оказалось. Я надрала узких полос из простыни, кое — как перевязалась, одела забытый кем — то халат и, превозмогая боль и страх, пошла из дома. Я понимала — с этим я должна справиться сама. Если дело дойдет до больницы — никто не поверит что я шла, споткнулась, очнулась — а у меня вырезанный крест на животе. Мне придется что — то объяснять, а этого делать было нельзя. Обмирая от ужаса — за каждым кустом мне чудился мой мучитель, я доковыляла до гаража и крикнула в приоткрытую дверь:
— Есть тут кто?
Голос мой был каким — то жалким и писклявым.
— А это кто? — ответил мне такой же писклявый голос.
— Я, — ответила я голосу.
— Кто я?
— Ребята, мне аптечку срочно надо, у вас же есть в машинах? — спросила я.
Откуда — то послышалось шебуршание, зажегся резанувший глаза свет и я оказалась нос к носу с Полукастратом.
— А, ты, — хищно поприветствовал он меня, сразу подобравшись.
— У нас мир! — опасливо напомнила я ему.
— Сегодня — мир, завтра — не мир, — философично отозвался он. — Чего явилась?
— Аптечку б мне…
Он посмотрел на меня повнимательней и потом кивнул:
— Ну, пошли.
Из Дэновской машины была извлечена аптечка, и он принялся перебирать лекарства:
— Чего болит-то, говоришь?
— Зубы, — мрачно ответила я.
— Та-ак, на анальгинчик и вали отсюда, не мешай людям спать.
— Бинт дай, вон он лежит, — попросила я.
— А тебе зачем? Зубы бинтовать? — заржал он.
Я выхватила у него аптечку, сунула в карман анальгин с бинтом и принялась
— Это антисептик, чтоб раны не загноились! — вскричал Полукастрат, глядя как я снова отправляю в карман пузырек с лекарством.
— У меня зубки как раз гноятся, — отмахнулась я.
Так же я экспроприировала йод, зеленку, фурацелин и вонючую мазь.
— Это ранозаживляющее, — внимательно посмотрел на меня Полукастрат. — Ты чего, порезала кого? Рвешься первую помощь оказать?
— Дурак ты, обиделась я. — Никого я не прирезала. Я сроду руку ни на кого не поднимала.
— Ну-ну, — пропищал Полукастрат, и я покраснела, вспомнив, как я обработала его в офисе «Бастиона».
— Ну я пошла, выздоравливай, — бормотнула я и бочком — бочком ринулась из гаража. Не дай бог он вспомнит то же самое, что и я.
— Да я здоров, — услышала я его недоуменный голос мне вслед.
В своей комнате я заново промыла раны раствором фурацелина, намазала вонючей мазью от нагноения и выпила антисептик. Тщательно перевязалась стерильным бинтом, выпила полпачки анальгина и протерла прополосканной простынею пол в коридоре и комнате — уж слишком накровила, пока бежала в ванную.
Потом перестелила постель, закрыла за собой дверь и пошла к Дэну в спальню.
Знали бы вы, как я себя ругала, из-за того что не позволила ему остаться! Все тогда было бы по—другому. Конечно, садюга мог его пришить, око за око, но что — то мне подсказывает, что мои услуги в качестве компенсации за Харитона были бы им предпочтительнее.
Я разбудила Дениса и робко попросила:
— Слушай, можно я с тобой лягу спать?
— Конечно! — обрадовался он.
— Только чур — ты ко мне не пристаешь! Даже пальцем не касаешься!
— Ну ладно, ладно, — вздохнул он.
— Поклянись! — потребовала я.
Если он захочет меня обнять — я скорее всего взвою от потревоженных ран белугой.
— Клянусь, — кисло ответил он. Я легла прямо в халате, спина к спине, и мы долго лежали молча, притворяясь что спим.
Дэн на меня обиделся — это было понятно.
Утром я совершенно расчувствовалась. Потому как проснулась я от поцелуя в щечку и запаха кофе.
— Вставай, засоня, — ласково сказал Дэн, — я тебе как классический любящий муж принес кофе и Светкины пирожные в постель.
Я протерла глаза, схватила кофе, пирожное и застонала от блаженства. Вчерашние трубочки были полной ерундой по сравнению с этими. Ну что за золотая кухарка! Нет, бриллиантовая!
Я уплела эти шедевры, откинулась на подушки и сообщила:
— Классический любящий муж — мне это крайне подходит!
— Ну слава богу, — обрадовался Дэн. — А я уж сомневался — не банально ль это.
— Забота о своей девушке никогда банальной не бывает! — наставительно изрекла я. — Ставлю тебе большой плюсик в тетрадку!