Записки прижизненно реабилитированного
Шрифт:
В конечном итоге Чеченева спасало лишь то, что рудоуправление не смело докладывать своему руководству о невыполнении заданий, даже переложив всю вину на Сверхлаг. На бумаге план выполнялся всегда, но вместо руды государству сдавалась туфта (тухта). Это достигалось несколькими способами.
Первым из них было завышение количества меди в руде. В руде, которая имела промышленное значение и подлежала разработке, если считать не чистый металл, содержалось от 0,8 до 50 процентов меди. Выражение «тонны добытой медной руды» было лишь крылатой фразой, которая сама по себе не входила в отчеты. Работа карьеров и шахт оценивалась пс другим показателям — по богатству добытой руды и по итоговому количеству меди, которую можно было из нее извлечь. Эти показатели в отчетах рудоуправления бессовестно преувеличивались.
Вторым источником
При налаженной технологии обогащения и плавки для получения меди годились лишь сульфидные руды. Они преобладали на Медном Руднике и характеризовались меньшим содержанием металла, чем руды смешанные и окисленные. Псгоня за туфтой приводила к тому, что из земли преимущественно извлекалась самая богатая сульфидная руда, а другое вполне пригодное для обогащения и плавки сырье оставлялось в каменном ложе. В итоге разработка месторождения производилась хищнически, как и при англичанах. Разница была лишь в мотивах действий. Чиновники рудоуправления спасали себя и хотели премий, а концессионеров интересовал чистый барыш.
Начальник Сверхлага сходился с управляющим рудоуправления только в одном. Оба считали, что улучшение условий труда и техника безопасности на Медном Руднике — ненужная роскошь. Бурение шпуров производилось сухим способом, при котором образуется огромное количество врезающейся в легкие кварцевой пыли. Бурильщики работали без масок. Шахты почти не проветривались и плохо освещались. Полутемные и сухие штреки были наполнены неоседающей, мелкой, как пудра, рудной и кварцевой пылью. Горные выработки при проходке ствола шахт вскрывали водоносные горизонты, расположенные в песчаниках на глубине 20–30 метров. Вода выходила из песчаников и низвергалась в шахты, где из-за плохой откачки застаивалась. Падающая вода порой поливала шахтеров, спускающихся или поднимающихся в клети, холодным душем. Даже две шахтерские робы не спасали от промокания. Водоносные песчаники встречались и на большой глубине. В шахтах имелись мокрые штреки. Под ногами у работающих на этих участках хлюпала вода, а в воздухе стоял влажный туман. Одежда под робой быстро отсыревала.
Производственный травматизм из-за изношенности механизмов, халатности и бесхозяйственности достигал ужасающих размеров. Много людей осталось в начальных штреках. Это были узкие норы, которые проделывались в толще камня путем последовательной отпалки рудоносной породы. Случалось, что на человека, проползшего в такую нору, падали тяжелые камни и намертво придавливали его к твердому ложу. Извлечь несчастного из каменного мешка не было никакой возможности. Трагические последствия имели массивные обвалы, вызванные разрушением целиков. Так назывались нетронутые рудные столбы, оставленные в камерах при выборке рудной породы для поддержания кровли. Рудоуправление не могло пережить, что в целиках теряются сотни тысяч тонн ценного сырья. Они раскалывались и выбирались, а камеры закладывались пустой породой. Часто это кончалось падением кровли.
Многие погибли под электровозами, которые начали заменять систему ручной откатки руды. Электровозы с прицепленными вагонетками носились по темным дорогам шахт с огромной скоростью. Сигнализация и стрелочное хозяйство были плохо налажены. Случалось, что перед целой бригадой, направляющейся к своим забоям, внезапно вырастало мчащееся не нее стальное чудовище. Заключенные оказывались в таком же положении, в которое в невероятней фантазии могла попасть толпа в тоннеле метрополитена, встретившись с набегающим на нее составом. Бывали случаи, когда отладку руды и породы в шахтах и даже в карьерах начинали, нс дожидаясь ухода заключенных или после прихода новой смены. Люди получали контузии, увечья и гибли при взрывах.
Полковник
Человеческие страсти и желания в полковнике Чеченеве давно остыли. Остались только жажда власти и тяга к коньяку. Коньяк позволял остро чувствовать свое неограниченное владение судьбами десятков тысяч заключенных и лагерной администрацией, а власть эта, в свою очередь, позволяла удовлетворять жажду благородной выпивки. Люди пользовались слабостями полковника. Родные и заступники заключенных находили через коньяк путь к властелину.
Чеченев особенно ценил немолодую московскую даму, которая поставляла первосортный французский арманьяк. Вдыхая чудесный запах, полковник был готов сделать для дамы все. Требовалось немногое: обеспечить для ее дочери, поступившей в Сверхлаг 23 августа 1951 года, приличные условия. Начальник решил определить дамино чадо в культ-бригаду в небольшом женском лагпункте. Нарушений со стороны полковника никаких не было. Дочка училась раньше в институте театра. В формуляре была написана сущая ерунда. Заключенная как жена врага народа и развращенная Западом отщепенка получила 5 лет, согласно решению ОСО. Сущность дела не мешала преступнице состоять в культбригаде. На формуляре не было пометки «Использовать только на общих работах». Сам полковник больше не интересовался женщинами и не вникал в нравы, царящие в женских зонах, но, прекрасно зная о них, строго-настрого предупредил администрацию не позволять с артисткой ничего лишнего.
Но он опоздал. Оказалось, что заключенную успели до его вмешательства изнасиловать и «подзаправить». Совершил это начальник планово-производственной части.
Женщины, попавшие в такое положение, рожали детей в Сзерхлаге. Согласно инструкции, администрация проявляла высокую человечность и разрешала узницам в течение 3 месяцев кормить грудью младенца. Затем ребенок насильно отнимался у матери и отправлялся в детский дом. В исходящих документах дети рассматривались как результат блуда между заключенными. В графе «отец» стоял прочерк. Матерей оставляли в лагере. Положение об освобождении из заключения в связи с рождением ребенка, которое в ряде случаев действовало в бытовых лагерях, на особые лагеря не распространялось. В отношении артистки Чеченев поступил иначе. Он распорядился прервать беременность. Начальник беспощадно покарал насильника, санкционировав его увольнение из органов. Отлучение от службы не предполагало последующего суда за уголовное преступление. Это был первый и последний случай наказания за насилие в истории Сверхлага. Санкция произвела впечатление. Аппетит на артистку у администрации уменьшился.
Мать узнала о происшедшем, но поняла, что полковник Чеченев честен в своих обещаниях. В благодарность арманьяк продолжал поступать бесперебойно. На советские праздники, на Новый год и просто так Чеченев получал подарки. На 35-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции коллекция начальника Сверхлага, недавнего генерала госбезопасности, полковника Чеченева пополнилась бриллиантами из дворца бывшего аристократа Шувалова в Петербурге. Полковник надежно припрятал камешки, не показывая дарованное своей неимоверно худой корове-жене. «Секса» с супругой у бывшего генерала больше не было.
Однажды не к празднику, а просто так Чеченев получил в подарок шкатулку из лабрадорита, инкрустированную алмазами. В шкатулке лежала только одна, и довольно странная, вещичка. По форме и материалу она походила на золотое яичко, которое в детской сказке снесла курочка-ряба своим старику и старухе. Золото было какое-то чудное, зеленоватого цвета. Вещичка открывалась, как матрешка. Внутри находилась фигурка серого волка. Он вез на себе Аленушку, вырезанную из блестящего камня. Московская дама, передававшая подарок полковнику в условленном месте в Караганде, сказала, что эта вещичка — знаменитое пасхальное яйцо из коллекции императорских пасхальных яиц и именно это яйцо подарила на пасху императрица Александра Федоровна своей дочери Анастасии в 1915 году. Слова дамы не понравились полковнику, вещичка не привлекала, казалось, что она стоит недорого. Тем не менее он принял подарок, но сделал это не ради императорского яичка, а из-за шкатулки из лабрадорита с алмазами. Уж больно она была хороша! Смерть помешала генералу (Чеченев вышел на пенсию генералом) узнать, что такие ерундовые и дешевые вещички продавались в 1986 г. за границей на аукционе «Сотбис» по цене 1 миллион 760 тысяч долларов.