Записки прокурора

Безуглов Анатолий Алексеевич

— А пары к нему нет?

— Нет. Все остальные деньги без подделок.

— Да, я совершил ошибку, когда послал на экспертизу деньги выборочно, а не все сразу, — вздохнул Коршунов.

— Не огорчайтесь, Юрий Александрович. Я чуть не сделала ещё более серьёзный промах — хотела сдать их в банк, — улыбнулась Гранская.

— Что бы могла значить вся эта петрушка? Зачем понадобилось портить настоящие деньги? — задал я вопрос.

— Вот это и остаётся пока загадкой, — ответила Гранская. — Я думаю, самим нам трудно будет во всем этом разобраться. Наверное,

придётся Юрию Александровичу поехать в область и обратиться в научно-технический отдел. Просмотреть все, что связано с денежными махинациями, с подделкой ценных бумаг.

— Будет исполнено, — откликнулся Коршунов.

— Это правильно, — сказал я. — И все-таки, Инга Казимировна, какая-нибудь версия у вас есть?

— То есть даже ума не приложу, — призналась Гранская. — Если бы не эти две поддельные купюры!..

Я усмехнулся.

— Вот-вот, вы сейчас скажете: отгадка — ключ ко всей истории. — Гранская и не собиралась скрывать иронию.

— Не скажу. Вы это сами сказали, — в тон ей ответил я.

— Спасибо на добром слове… Честно, будь все деньги без изъяна, можно было бы строить различные предположения: лже-Луговой убит или сбежал, боясь разоблачения… Да мало ли ещё. Или деньги фальшивые. Тоже легче… А у вас ничего?

— Как и у вас, — засмеялся я.

— Юрий Александрович? — повернулась Гранская к старшему лейтенанту.

Тот солидно помолчал.

— Хитро больно, — произнёс он. — Прямо какой-то научно-технический эксперимент… Однако зачем было парню бежать от таких денег? Он ведь наверняка знал, что они настоящие.

— Так ведь Шатров их спрятал, — сказала Гранская.

— Вот и я говорю. Пропали деньги, пропал и Луговой-Гребцов.

— Улавливаю, — кивнула следователь. — Он исчез после того, как лишился денег. А не вместе с ними…

— Убийство вы отрицаете? — спросил я.

— Нет. Но если и совершено, то только не Шатровым. Совершенно пьяный… Убить, возможно, и убил бы, но скрыть следы…

— Хорошо, — сказал я, — не будем гадать.

— Вот именно, Захар Петрович. Всесоюзный розыск, мы здесь… Подождём. Ничего не попишешь…

С тем мы и разошлись.

Коршунов поехал в область. Потом в Липецк, к родным Лугового-Гребцова. Всесоюзный розыск результатов пока не дал. Связи в городе, помимо Максимовой, установлены не были. И поэтому Гранская отправилась в колонию, где отбывал наказание квартирант Шатровых.

В её отсутствие позвонили с завода и сказали, если Гранская действительно хочет у них работать, пусть оформляется немедленно. Я отправился к директору. Получилось так, что бывший начальник отдела кадров неожиданно срочно совсем уехал из города: нашёл обмен на квартиру где-то у моря.

Я стал объяснять директору, что Инга Казимировна будет буквально через несколько дней, просил подождать и, к своему удивлению, встретил странное упорство. Сейчас или никогда.

Я уже проклинал себя за то, что Инга Казимировна лишается места, на которое стремилась. Я пошёл к секретарю райкома. Лишь после его вмешательства директор завода смягчился.

Можно

представить, с каким настроением я встретился с Гранской, когда она вернулась из командировки. И удивился, когда она, выслушав меня с олимпийским спокойствием сказала:

— Спасибо вам большое за хлопоты. Я съезжу на завод. Думаю, все будет в порядке.

— О чем речь! — воскликнул я. — Немедленно сдавайте все дела и оформляйтесь.

— Гоните, — сказала Инга Казимировна.

Я растерялся. Вроде бы шутит? Что-то не похоже.

— Я вас не понимаю…

— Захар Петрович, надо закончить дело.

— Я не хочу, чтобы вы… Это дело, потом другое, третье… Закончим без вас.

Она неожиданно улыбнулась.

— Если бы я не проработала с вами столько лет…

— Так вы что, не хотите на завод?

— Хочу.

— В чем же дело? — Я окончательно был сбит с толку.

— Если я им нужна, подождут… Вас интересуют результаты моей поездки?

— Конечно, — буркнул я, удивляясь её спокойствию. Потом подумал, что она просто не представляет, какие тут страсти бушевали вокруг неё.

— Так вот, результаты не очень важные. — Это она уже сказала с грустью.

— И все же?

— Интерес представил, пожалуй, только заключённый Кирьянов. Бывший доцент. Они вместе с Гребцовым активно участвовали в художественной самодеятельности.

— За что он сидит?

— Брал взятки с абитуриентов.

— Что он сообщил?

— Говорит, что с Гребцовым было интересно общаться. Оба они, мол, интеллигентные люди. Доцент — химик по специальности. Этот — закончил три курса мединститута.

— Значит, наш разыскиваемый почти врач… И что они делали в художественной самодеятельности? Пели? Танцевали?

— Нет. Они показывали фокусы, забавные химические опыты.

— Гребцов ещё и в химии разбирался?

— Не очень, как сказал доцент. Гребцов хорошо знал психологию зрителей. Какая там, в сущности, химия? Примитив. Чем нас удивляли в школе? Всякие фейерверки, изменение цвета… Но доцент говорит, что Гребцов придумывал эффектные трюки. А после Кирьянов читал популярные лекции о химии. Когда Гребцов вышел на волю, доцент очень сокрушался, что не мог найти другого такого напарника.

— Значит, как говорится, зарыл свой талант в землю… Ещё что?

— Больше ничего… А что у Коршунова?

— Пока не вернулся.

— А чем пока заняться мне?

— Идите на завод.

— Зайду. Сегодня же.

…А когда мы встретились на другой день, Гранская сказала, что виделась с директором. Все якобы улажено. Она проштудировала дело, по которому проходил Гребцов и которое поступило к нам в её отсутствие.

— Ну и разносторонний парень этот Гребцов, — покачала головой Инга Казимировна. — Вот за что он сидел. На заводе автомобильных и тракторных запчастей действовала шайка расхитителей. Гребцов работал в отделе сбыта. И «по совместительству» помогал сбывать краденую продукцию частным лицам. На его долю в общей сложности пришлось около четырех тысяч рублей. Большую часть из них конфисковали.